Днем и ночью хорошая погода (сборник)

Зельда(ледяным тоном): И правда: три года — это не два месяца, это гораздо дольше. (Смотрит на них, потом вдруг смеется.) Ну ладно-ладно, я прекрасно знаю, что выздоровления бывают разные: одни празднуются, другие — нет. И я знаю, что, напиши я: «Госпожа д’Уши́ приглашает вас на праздник по случаю своего возвращения из сумасшедшего дома», меня тут же отправят туда обратно. Так что я не настаиваю. Не сейчас. Нет-нет, мы напишем так: «Господин и госпожа д’Уши́ приглашают вас на коктейль в честь своей кузины и лучшего друга Дорис Мандель». И людям этого будет достаточно. Кто-то позвонит мне, кто-то — тебе или тебе… (Указывает на обоих.) А кто-то позвонит друг другу. Но все придут и будут говорить о другом. А позже, гораздо позже им вспомнится длинная нервная депрессия с небольшой порцией туберкулеза да еще и с малокровием в придачу, а может, и еще с чем-то, уж не знаю. С каким-нибудь вирусом, во всяком случае, с чем-то очень достойным: мы ведь люди богатые, правда? Я буду восхитительна на этом коктейле. Я постараюсь найти себе шестого, но только чтобы он не был ни женатым, ни вульгарным, ни вором. Если такого не найдется, обойдусь просто приятелем на одно лето. А если какой-нибудь из приглашенных дам захочется попудрить носик, я отведу ее в свою комнату — настоящую, в ту, что внизу, с телефоном и без чехлов. (Глядя на Дорис.) Ну что с тобой такое, Дорис? Почему ты плачешь?

Дорис действительно плачет, прислонившись к дверному косяку.

Этьен(улыбаясь): Дорис? Ну, она плачет от облегчения — из-за пригласительных карточек.

Дорис поднимает голову и смотрит на Этьена.

Дорис: Ну ты и сволочь! Какая же ты сволочь!

Зельда удивленно смотрит на них.

Занавес.

Сцена 3

Та же печальная комната. Постель застлана, но кресла все еще покрыты чехлами. Зельда одна в вечернем платье сидит перед туалетным столиком. Через открытую дверь доносится праздничный гомон, а через окно со двора снизу — звуки кухни. Зельда медленно расчесывает волосы. Время от времени она останавливается, чтобы перевернуть страницу альбома, который лежит у нее на коленях. Слышится голос Дорис, зовущий: «Зельда! Зельда!» — затем входит она сама, нарядно одетая, пышная. Она очень весела, возможно, чуточку пьяна, но явно довольна.

Дорис(целуя Зельду): Зельда! Я беспокоилась о тебе. Куда ты подевалась? Уже четверть часа прошло. Что ты тут делаешь? Красишься? Ну и зря! Ты великолепно выглядишь. Все так и говорят: великолепно, очаровательно. Ах, я так рада, так рада! Такой успех, киска, поздравляю! (Опускается на диван и тут же вскакивает, ворча.) Эти чехлы, право, что за блажь…

Зельда(улыбаясь): С чем поздравляешь? Ты боялась, что я их покусаю или стану говорить непристойности?

Дорис(смеясь): Нет, конечно! (Пауза.) Заметь, с тобой случалось и то и другое.

Зельда: Потому что те люди наводили на меня тоску, и это меня бесило. Но это было не нарочно, скорее от нервов, ты же знаешь.

Дорис: Значит, сегодня ты не скучаешь, что уже хорошо.

Зельда: Да нет, конечно скучаю, но теперь мне все равно — скучаю я или нет. Раньше скука проникала мне в кровь, как огненная вода. А теперь как будто слабенькая настойка растекается по венам.

Дорис(покладисто): Согласна, они далеко не все интересны, но среди них попадаются и занятные типы. Дорогая, эти люди заправляют миром. Их межнациональные корпорации, их статьи, их власть все направляют, все организуют, даже беспорядки. Революции, катастрофы, войны выгодны им так же, если не больше, как мир, экономический рост и прогресс. Фантастика, правда — такой дирижер, который всем управляет, всякой музыкой, даже фальшивой?

Зельда: Это называется атональная музыка или серийная, да? А ты что, теперь пустилась в политику?

Дорис(твердо): Я считаю, не женское это дело, что бы там ни говорили наши разбушевавшиеся феминистки. Но стоит туда сунуть нос, понять кое-какие механизмы — и это так захватывает, уверяю тебя.

Зельда: А что твой муж-идеалист? Он по-прежнему весь такой левый-левый или с возрастом его направленность все же поменялась?