Он лихо опрокинул в горло стакан водки и закусил соленым огурцом. Феклущенка оттащили лоцманы. Пьяные крики наполняли шинок. В уголке за столом, наклонившись над стаканом, Марко слушал, что говорил Антон Беркун, но уже ничего не понимал. Он видел перед собою багровое лицо Кузьмы, и в ушах дребезжал его пьяный шепот:
— Хоть ты и молокосос…
Плотовщики гуляли, утратив давно меру всему. Кирило Кажан, сидя верхом на табуретке, выкрикивал:
— Здоровье отца нашего, Данила Петровича Кашпура!.. — и кружка водки плясала у него в руках.
— Купца первой гильдии! — добавил Феклущенко и тоже поднял кружку.
Музыканты заиграли веселую. Беспорядочные выкрики раздавались все громче. Марко качался над столом. Антон ударил его по плечу:
— Не клюй носом!
— Я не клюю… — в голове было ясно, как будто белизна снежного поля сверкала в мыслях, говорить не хотелось, — я думаю. Я об Ивге думаю… Ивгу видеть хочу…
— Увидишь. Не убежит.
Марко поднялся. Перед ним стоял лоцман Максим Чорногуз, трезво и насмешливо оглядывал его.
— Пьешь, сынок? — спросил он. — Ну как? Нынче праздник такой.
Музыка в шинке затихла. Марко качнулся на ногах и прошел к дверям, не ответив Максиму. В эту минуту дверь распахнулась и в шинок ввалилась гурьба девчат и парней. Марко отшатнулся к стене. Среди девушек была Ивга. Лицо ее раскраснелось с мороза, а глаза, видно, кого-то разыскивали, скользили по толпе. Хмель вылетел из головы Марка. Он не осмеливался подойти. Архип, перекинув через плечо блестящий лаковый ремешок, нажал перламутровые лады гармони. Девчата и парни стали в круг, взявшись за руки и оттеснив всех к стене. Марко все не решался показаться Ивге на глаза. Он стыдился своего опьянения, и ему хотелось ударить Кузьму в нахальное его лицо, ударить между глаз, которыми тот подмигивал Марку со своего места за столом, где собралась пьяная, горластая компания. Гармонь Архипа сразу перекрыла все крики, визг, смех. Гопак взлетал и падал в душном и дымном шинке. Ивга одним движением сбросила кожух, минуту, словно раздумывая, стояла, загадочно улыбаясь и весело поглядывая на девчат, потом топнула ногою, обутой в алый сапожок, повела плечами так, что заколыхались цветистые ленты в косах, и, гордо откинув голову, вышла мелким четким шагом на середину круга.
— Давай, дочка, покажем им нашенского! — закричал из угла Кирило Кажан. — Ну-ка, я тебе помогу!..
Он, едва держась на ногах, протиснулся в круг. Лихо заломив набекрень сивую папаху, подкручивая непослушными пальцами мокрые от водки усы, он пошел вприсядку, выкрикивая удалые слова, но вскоре утомился и упал.
Его оттащили за плечи, а он жаловался на старость:
— Не та, видно, кровь стала. Не та кровь.
На смену ему вышел Оверко, сухощавый, молчаливый плотовщик… Он плясал неуклюже, насупясь… Гармонь подбадривала его, и Архип покрикивал:
— Веселей, Оверко, веселее! Не кашу ешь, черт!..
Оверко сердито исподлобья поглядывал на всех, вскидывал ноги, подскакивал и крутился на руке.
Ивга неутомимо расписывала пол удивительным узором шагов. В шестой раз обходила она круг, скрестив руки на груди, ровно и спокойно дыша тяжелым воздухом шинка. Марко не в силах был оторвать от нее взгляда. Раз ему даже показалось, что Ивга увидела его, кивнула головой, и он весь потянулся к ней, но в этот миг она повернулась к нему спиной, и он снова видел только ее косы в путанице разноцветных лент да сверкающее монисто. Вдруг гармонь в руках Архипа дрогнула, пальцы сбились, не попав на лады, звук вышел протяжный и неуверенный. Феклущенко вытянулся на коротких ногах, вытирая о штаны потные ладони. Гомон за столом затих. Ковалиха замерла у прилавка. На середину круга не спеша и с достоинством вышел Данило Кашпур. Он уже давно стоял в дверях шинка, никем не замеченный, жадно смотрел, как гуляли мужики, и какая-то недобрая зависть шевелилась в нем. Взгляд его был прикован к пляшущей девушке. И вот Кашпур решился: ладно, он всем здесь покажет, как надо плясать! Выйдя на середину круга, он топнул ногой, резко сорвал в головы черную каракулевую шапку и швырнул на пол.
— Веселее, — крикнул он Архипу, — хозяин гуляет!
И, уже не видя никого, кроме Ивги, пошел в пляс. Вся толпа гуляк сбилась вокруг. Феклущенко, дергая за руки плотовщиков, со слезами в глазах приговаривал:
— Это понимать надо! Душа у Данила Петровича веселия мужицкого требует… Ты гляди, Кирило, — шептал он Кажану, — приглядывайся. Какое счастье выпало дочке твоей. С самим Кашпуром танцует! С самим Кашпуром!.. «Данило Кашпур и сын»… фирма… проекты! — пьяно хрипел Феклущенко в ухо Кирилу. — Держись за меня, старый лайдак, держись, черт тебя подери, и не пропадеш…
Максим Чорногуз стоял за спиной Феклущенка и прятал усмешку в бороду. Управитель оглянулся и поманил его пальцем:
— Ты того… не делай виду. Нос не задирай. Знаю — думаешь, первый лоцман. А нам — моему хозяину и мне, понимаешь, плевать. Нос не задирай, браток твой того, тю-тю… Понимаешь?
— Я ничего, ваша милость. И чего вам такое привиделось?