Днепр могучий

Но командира в комнате не было, и Глеб сказал нетерпеливо:

— Ладно, продолжай, потом спросим.

— И я говорю ему, Пашину, учись, мол, он тоже начинал со взвода. Гляди, и ты со временем армией командовать станешь, а то и фронтом.

— Ого! — с порога воскликнул подоспевший Пашин. — Меня, никак, в генералы производят?

— А что, будь моя воля, — не растерялся бронебойщик, — я бы тебя в академию зараз, а там и до генерала недалече.

Разведчики одобрительно засмеялись, наперебой поздравляя своего командира с наградой.

— Выйдем мы в генералы или не выйдем — забота не велика, — сказал он. — Учиться же у Ватутина следует всем. А теперь за дело, товарищи: новая задача.

НА ЛЮТЕЖСКОМ ПЛАЦДАРМЕ

1

Сегодня особенно много раненых, и Таня окончательно выбилась из сил. Только семерых она вынесла сама. Под убийственным огнем ползла на передовую. Накладывала бинты на кровоточащие раны. Видела на лицах бойцов еще не остывшее ожесточение схваток и нестерпимую боль. Ободряла их ласковым словом, пробуждая спасительную надежду, и, выбиваясь из сил, каждого мучительно долго тащила на плащ-палатке по сырой земле. У нее до сих пор еще стоит в ушах посвист пуль, от которого к самому горлу подкатывает изнуряющая тошнота. К вечеру роту вывели в резерв, так что бойцы разместились в населенном пункте. Таня как пришла, сразу свалилась как мертвая.

Яков Румянцев застал ее спящей. Зажег огонь и при свете каганца с тайной болью всматривался в ее лицо, словно видел его впервые. Ее не назовешь красивой, зато скажешь — славная. Черные вьющиеся волосы из-под шапки. Ослепительно белые, чуть неровные зубы. Несколько широковатый нос. Даже веснушки. И что-то нежное и доброе было в ней, что волновало и неизъяснимо влекло его к девушке. Может, ее голос? Мягкий, грудной, западающий в душу? А может, глаза? Синие-синие и постоянно ясные, они были спокойны, слишком спокойны, будто безразличны ко всему на свете. За этим покоем, однако, так ощутимы какие-то скрытые огоньки-золотинки, зовущие и согревающие, и в них такое обещание тепла и ласки, что не останешься равнодушным. Именно глаза!

Таня давно уже вошла в его, Якова, жизнь и стала такой дорогой и близкой, что он часто мысленно беседует с ней, ждет и томится, ищет встреч, а увидевшись, либо шутливо говорит о пустяках, либо вовсе молчит, уходя в себя.

Неожиданно заявился связной от Самохина. Ранен боец, и командир просит прислать санинструктора. Яков с досадой зашагал по комнате. Отдохнуть не дадут. И вдруг опомнился. Может, солдат истекает кровью? Быстро разбудил девушку.

Леона Таня застала за перевязкой раненого. Бойцу перебило берцовую кость. Девушка опустилась на колени и при тусклом свете каганца сноровисто наложила шину и забинтовала ногу. Отправив раненого, снова возвратилась в избу. Можно идти? Леон попросил посидеть. Молча опустилась на лавку. Оба чувствовали: мира и согласия нет, как уже не было давно. На столе оказалась стопка книг, лишь вечером присланных в рогу. Таня машинально взяла одну из них, полистала стихи. Как ни любила их, сейчас не до чтения. Хочет ли она взять книгу с собой? Нет-нет, успеет прочитать и потом. Леону стало душно. Таня!.. А она словно видела сейчас тот самый лес, слышала тот самый голос, и ей тоже стало больно. «Не надо, Леон! Не надо! — сжала она его руку, поспешно встала и пошла. — Не надо провожать!» А ему хотелось бежать за нею, кричать, звать…

2

Как это случилось, Пашин не знал, но затвора не было. Прямо хоть выбрасывай автомат. Из бойцов никто не видел, никто не брал. Значит, надо докладывать.

Собравшись наутро в штаб, Пашин взял автомат. Что за чудо — затвор на месте. Но радость его тут же улетучилась, когда он взглянул на номер. Затвор был чужой. Откуда он? Кто вложил его? Пашин обратился к одному, к другому — никто не знает.

Пришлось построить взвод.

— Кто принес затвор? — вынув его из автомата, обратился он к разведчикам.

Бойцы молча переглянулись.

— Ну, кто же? — строго повторил Пашин.

— Я принес, — тихо выдавил Зубец и вскинул на командира недоуменный взгляд: стоило, дескать, поднимать из-за этого шум.

— Где взял?

— У танкистов…

Семен опустил глаза и впервые подумал, что зря он связался с этим затвором. Теперь вот слушай нотацию, да еще перед строем. Угодил, называется, выручил командира! Узнав вчера о пропаже, Зубец искренне захотел помочь. Подумаешь, затвор. Найду! Но, как нарочно, у оружейников ни одного неисправного автомата, ни одного лишнего затвора. Как же быть все-таки? Выход нашелся — танкисты.

Семен познакомился с ними при самых необычных обстоятельствах. Недавно его послали с пакетом в тыл. Возвращаясь, он застрял у Десны. Переправа оказалась занятой — к Днепру шли новые резервы. Ни моста, ни плотов тогда не было. Не нашлось и свободной лодки. Пришлось долго бродить по берегу, выискивая способ, как бы переправиться.

— Ты чего горюешь, хлопче?

Зубец обернулся на голос. Перед ним стоял молодой танкист с живыми веселыми глазами, такой же щуплый и юркий, как и сам Зубец.

— Домой спешу, а не знаю, как за Десну перебраться, — простодушно признался разведчик.