Днепр

Короткими пальцами с обгрызанными ногтями приказчик перелистывает свою заветную книжечку, заглядывая в глаза хозяину. Тот выше его на голову и, когда говорит с ним, смотрит сверху вниз. К приказчику Кашпур относится как к чужому. Феклущенко перешел к нему в виде приложения к экономии и лесному массиву, купленным у Русанивского. Глаз у хозяина зоркий. Льстивыми словами не прикрыть Феклущенку плутней. Третьего дня Кашпуру стало известно, что приказчик продал два воза бревен мужикам из соседнего села.

— Собери сплавщиков, — приказывает Данило Петрович и отворачивается от вертлявого приказчика. Прямо перед ним, связанные лозою, лежат бревна. Один плот тянется за другим. От пряного смолистого запаха сосны захватывает дух. Поперек, с краев и в середине, каждый плот подпирают жерди. Аккуратно сложенные в штабели, ждут своей очереди дубы, клены, осокори, липы. Кашпур невольно поглядывает на чернеющий на горизонте лес.

Сколько лесу! Пол Таврии можно застроить! Но контракты в нынешнем году не жирны. Радченко — из Козьмина — едва не перебил все дело. Не потому ли и пришлось бросить Херсон, заговорить зубы Русанивскому, приобрести у него чуть не за полцены имение и поселиться в Дубовке? Говорят, Радченко, как узнал об этой покупке, запил с горя на неделю. Лакомый кусок выхватил у него из-под носа Кашпур. Большие работы начинаются по берегам Днепра. Лес нужен Одессе и Крыму, за морем тоже нужен лес… Кашпур расстегивает пиджак, прячет руки в карманы. Вытянув шею, он обводит взором неисчислимые свои богатства. Ноги крепче вдавливаются в размякшую землю. Полноводный плёс однообразно шумит. Через несколько минут река примет в объятия его добро и понесет на волнах в далекий путь, мимо сел, хуторов, городов, степей, через дикие плавни, по которым, не ступала нога человека.

Издать бы такой закон, чтобы на первом плоту каравана развевался флаг с фамилией собственника фрахта. Сдвинутые брови Кашпура расходятся, и под густыми усами рыбкой проплывает усмешка. Но вот перед глазами его вырастает Феклущенко. Приказчик ведет несколько десятков людей. Невдалеке от Кашпура толпа останавливается. Феклущенко суетится между хозяином и сплавщиками. Кашпур кладет ему на плечо тяжелую, словно чугунную, руку. Приказчик прирастает к земле. Данило Петрович своей широкой спиной совсем заслонил его. Антон следит с брички, как, подобострастно выгибаясь, Феклущенко старается выглянуть из-за хозяйской спины.

— Доброго здоровья! — говорит Кашпур и приподнимает над головой картуз.

Отвечают все разом. Весело и дружно звучит в просторах громкий сильный хор голосов. Один миг хозяин молчит, внимательно разглядывая лица. Потом, расправив усы, ласково спрашивает:

— Выходит, в дорогу пора? Управились?

— А как же… — отвечает кто-то из середины толпы.

— Моим фрахтом идете впервые, — говорит Кашпур, устремив взгляд куда-то поверх картузов и шапок. — Кажется, обо всем сговорено, однако должен сказать еще раз: от вас требуется одно — лес доставьте в целости. А там — нам каждую весну встречаться. Бог даст, останемся довольны и я и вы. Что ж! Начинайте!

От толпы отделяется седобородый Саливон Прядко. Высокий, с прямыми, не согнувшимися от старости плечами, с обветренным, без морщин лицом, он застывает на берегу, устремив свой взгляд в голубую даль, туда, где сливается с горизонтом река. Так он стоит несколько минут, как бы что-то высматривая, и никто не шевелится, не произносит ни слова, ожидая приказа старого лоцмана. Пятьдесят три раза в своей жизни водил Саливон караваны плотов. Проводил опасным фарватером реки, до самого Екатеринослава и далее, через пороги. Где же найти лучшего лоцмана, чем Саливон? Приказчик высунул было голову из-за плеча Кашпура, намереваясь что-то сказать, но прикусил язык, встретив строгий взгляд хозяина.

— Ребята! — кричит Саливон, и его властный голос эхом раскатывается по берегам. После небольшой паузы он выкрикивает слово, которым неизменно каждую весну начинается сплав: — Давай!

Несколько человек выбежали из толпы и принялись орудовать жердями, ссовывая плоты в Днепр. Вытянув шею, Кашпур глядел, как бревна коснулись воды и вскоре заколыхались на ее замутненной поверхности. Один за другим строились на реке плоты. Выждав, пока не лег на воду весь караван, Саливон подошел к Кашпуру.

— Будем трогаться, — проговорил он тихо, поблескивая зоркими глазами из-под лохматых седых бровей.

Кашпур вынул из кармана руку и протянул ее дубовику.

— С богом! — ответил он, задерживая в своей широкой мягкой ладони шершавые узловатые пальцы Саливана.

А на плотах тем временем прилаживали деревянные курени, перетаскивали мешки с продовольствием, казаны. Высоко в синеве стоял меднолицый диск солнца, низвергая на землю водопад лучей. Подставляя солнечному теплу русую голову, замер на первом плоту Марко, с непонятной ему самому грустью поглядывая на холмы, за которыми лежала Дубовка. Он видел, как Саливон торжественно прощался с хозяином. На бричке с вожжами в руках сидел Антон и кивал Марку, гневно косясь на неспокойно топтавшихся на месте лошадей.