Дневная битва

Затем начала танцевать. Бедра покачивались в такт музыке и не сбивались с него даже под дополнительный ритм, который она выбивала в маленькие латунные кимвалы, закрепленные на больших и указательных пальцах. Золотые колокольцы на лодыжках и ручные браслеты усиливали колдовское воздействие по мере того, как она обходила ложе из подушек, переступая ногами уверенно и быстро, как в шарусаке. И в самом деле многие ее движения повторяли те, что регулярно отрабатывались в предрассветные часы.

Хавель смотрел на нее зачарованно, как мышь на туннельную гадюку. Набедренная повязка грозила треснуть, то же творилось с мощными мышцами, которые напряглись и обозначились отчетливо, а жилы неистово пульсировали.

Так продолжалось, пока у Инэверы не закружилась голова. В помещении стало жарко и сладко пахло благовонным курением; она раскачивалась в такт музыке и нескончаемой дроби, которую выбивала дама’тинг. Другие девушки очаровались не меньше, и все напряженно следили, как дама’тинг подкрадывается к жертве.

Наконец Кева сделала ход, метнулась к подушкам и сорвала с Хавеля набедренную повязку, дабы обнажить его горделивое копье. Она провела по нему пальцем, и безъязыкий евнух застонал. Кева сняла с поясной цепочки фиал, капнула на ладонь маслом и растерла, ее руки сделались скользкими.

– Повествуя о ночах, когда она возлежала с Каджи, Дамаджах описывает семь приемов, – сказала дама’тинг и взяла Хавеля за член. – Смотрите внимательно, я покажу все.

Вскоре Хавель запрокинул голову, вновь застонал, но невеста крепко сдавила его орган у основания похожей на гриб головки и принялась ворковать, дожидаясь, когда он успокоится.

– У Хавеля нет ядер, но они будут у мужчин, с которыми вы возляжете. В их чреслах заключены грядущие поколения красийцев, и Эведжах предписывает не проливать и не проглатывать ни капли семени.

Священнодействия дама’тинг снова и снова ставили Хавеля на грань, но она всякий раз терпеливо восстанавливала его самообладание, прибегая к сдавливанию.

– Приемов семь, – повторила дама’тинг и оседлала евнуха, – но возлечь с мужчиной можно семьюдесятью семью способами. Вот первый, называется «дживах сверху». Мало просто двигаться вверх и вниз на его копье. Вы должны… вращаться.

Она показала как, применив недавние танцевальные па.

– Если вы властвуете над мужскими чреслами, возлежа на подушках, то властвуете и над мужчиной, – изрекла дама’тинг, – а заодно обеспечиваете и собственное удовольствие. Большинство мужчин, дай им волю, едва соображают, куда совать, и сношаются, как собаки.

Бессчетные часы обучения постельным пляскам не прошли бесследно: у Инэверы заломило мышцы, едва она напрягла их на утреннем шарусаке. Из-за латунных кимвалов на кончиках пальцев появились мозольки, а пятки покраснели от волдырей. Потом обработает пемзой в купальне.

Но, несмотря на скованность и боль, Инэвера чувствовала в себе силу. Она не была столь сильна, даже когда переносила через базар огромные штабеля корзин. Она приготовилась выполнить шарукин, но Кева не разделась. Вместо этого подозвала девушек, чтобы встали вокруг, и кликнула мускулистого евнуха. На сей раз явился не Хавель, а другой, по имени Энкидо.

Он, как все евнухи, изъяснялся на сложном языке жестов, который входил в программу обучения най’дама’тинг. Дама’тинг умели быстро подать своим слугам развернутые команды, а в редких случаях, когда нуждались в ответе, получали не менее обстоятельный.

Но на этом сходство кончалось. В отличие от других евнухов, Энкидо всегда был одет в черное, хотя и носил золотые кандалы в знак служения, а также красное покрывало, которое означало, что до прихода во дворец дама’тинг Энкидо руководил боевой подготовкой шарумов, считался знатоком шарусака и мастером сражений в Лабиринте. Говорили, он убил много алагай, стал отцом многих сыновей и обучил много воинов, до того как угодил под чары дама’тинг и добровольно расстался с ядрами и языком.

Инэвера слышала, что он не снимал черных одежд, потому как скрывал ужасные шрамы, полученные в бытность шарумом, но, стоило дама’тинг ударить в ладоши, и он сбросил одеяние. Инэвера громко ахнула в унисон с девушками помоложе.

Шрамы были, но давно побледнели – скорее доблестные отметины, чем уродливые изъяны. Девушек потрясли не они, а татуировки на выбритой коже, под которой играли мышцы. Все тело было расписано черными линиями и маленькими кружками, они восходили по конечностям и покрывали торс, шею и голый череп.

Кева тоже сбросила одежду, и они, обнаженные, встали друг против друга, хотя вуаль, как обычно, осталась на дама’тинг. Кева тронулась с места, и Энкидо напал с неожиданной, пугающей скоростью. Он весил вдвое больше, но это ничуть его не замедлило, они схватились, и он быстро подчинил ее себе, оторвал от пола и лишил точки опоры.

Но дама’тинг не смутилась. Она немного сместилась и двумя пальцами ударила его в вытатуированную на груди точку Рука евнуха мгновенно ослабла, и Кева отвела ее, как ручонку малыша-ходунка, после чего высвободилась и опрокинула соперника на спину.