Дневник

20 февраля. Этим молодым поэтам не жалко написать пять актов в стихах только для того, чтобы поспать с какой-нибудь актрисой.

* Хватит ли у меня мужества рассказать другим правду, которую мне не хватает мужества рассказать себе самому?

21 февраля. В семидесятом году мосье Лепика обвинили в том, что он переписывается с Бисмарком.

Я смотрел на него сначала глазами ребенка, потом глазами молодого человека, потом глазами взрослого. Его смерть.

25 февраля. Женщина. После большого горя она готова припудрить виски, лишь бы думали, что она поседела.

27 февраля. Вчера Гитри сказал мне с какой-то даже робостью:

— Я все же прочту вам последнюю сцену моей пьесы, несколько реплик, и буду читать, пока мне самому не надоест.

И он приносит папку с надписью «Листы». Там действительно лежат листы…

История одного адюльтера, которая оригинальна уже тем, что не гнусна; муж-рогоносец, не знающий, как ему поступить, и любовник, который очень мило берет над ним верх. Он играет на бильярде, а тем временем супруг, только что заставший его с женой, бормочет, сидя в соседней комнате: «Что делать?»

1 марта. Вкус — одна из семи смертных добродетелей.

* Счастье не делает человека добрым. Такое заключение выносишь по поводу чужого счастья.

5 марта. Нравиться публике своей оригинальностью — вот задача! Нет ничего легче, чем быть неприятным смельчаком.

14 марта. Сделать из Тартюфа сельского священника.

* Господин Лепик. Он был мой отец. Мы прожили вместе долгую жизнь. Мы жили с ним бок о бок. Он умер, а я ему ничего не сказал…

* В этом году не напишу ни строчки: нынешней зимой я замерз.

* У Леона Блюма[77].

— Могу ли я, — говорит он, — подписать «Новые разговоры Гете с Эккерманом»[78], то есть поставить свое имя на обложке, на которой будет стоять имя Гете?

— Почему бы и нет? — говорю я. — Смелость не в том, что вы подпишете эту книгу, а в том, что вы решились ее написать.

— Да, но это меня еще больше смущает.

В графинах остывает кипяченая вода.

— Теперь, — говорит Буланже, — писатели пишут только синонимами.

— Лишь анонимная критика может быть искренней, — говорит Блюм. — Такова вся английская журналистика.

16 марта. Будем художниками! Не будем заботиться ни о деньгах, ни о том, чтобы стать муниципальными советниками или членами какой-нибудь секции Лиги прав человека. Наши отцы умели только зарабатывать деньги. И если они зарабатывали неплохо, тем лучше, — спасибо им! Израсходуем их денежки! Если они зарабатывали мало, очень жаль: сами виноваты…

… Эта плохая пьеса принесет тебе двадцать тысяч франков, да, но ты пожертвовал новеллой, которая могла бы быть шедевром.

Разве от этого умирают? Ведь все как-нибудь устраивается. Получают наследство, выигрывают в лотерею, какой-нибудь англичанин купит твою ручку.

Ну, а если все-таки придется умирать? Ну, и что ж, умирай! Твоя смерть докажет людям, что умереть все-таки лучше, чем перестать быть художником.

21 марта. Тот, кто не был любовником и мнит себя знатоком женщин, подобен рыбаку, который водит удочкой по поверхности воды и воображает, что изучил повадки рыб.

* Хорошо зарядить фразу, хорошо прицелиться и точно попасть в цель.

* — Посмотри-ка, вон идет верный муж.

— Вижу, но до чего же у него печальный вид.

22 марта… Двухчасовой разговор между двумя женами, хотя Маринетта молчит, и двумя мужьями.

Что такое любовь — никто не знает. Любовь как таковая — утрачена, ее затопило потоком слов. Невозможно обнаружить подлинную ее реальность, которая должна быть проста и ясна.

Как и политика, дружба тоже могла стать жертвой слов. Но ей посчастливилось ускользнуть от лавины. Вот почему проницательный мужчина всегда предпочтет дружбу любви. Он знает ей цену. Если ему скажут: «Но ведь любовь гораздо лучше! Это нечто необычайное!» — он и слушать не станет: он не доверяет словам, жестам, взглядам, которые требуются для произнесения этого слова, раздувшегося от туманностей: это просто вселенский мыльный пузырь…

* Вполне допускаю, что можно драться на дуэли, дабы защищать свою честь, конечно, при наличии таковой.

30 марта. Старухи собирают одуванчики. Так как солнце уже припекает, они прикрыли головы газетами, теми же самыми, что прикрывались год назад.

* Мертвые, но не похороненные листья.

Ивы — в воде по самое горло.

20 апреля. — Ваш муж здоров, он только считает себя больным, — говорит жене врач-англичанин.

Через несколько дней, полная веры в знаменитого целителя, к нему является жена пациента и сообщает:

— Мой муж считает, что он мертв.

2 мая. Корова с раздутым от молока выменем мычит, подзывая теленка, а приходит фермерша.

* Диалог мертвецов:

— Ты все еще спишь?

— Сплю. А ты?

— И я тоже. Не пойму, что это со мной: никак не могу проснуться утром.

4 мая. Они воображают, будто действие в театре сводится к тому, что действующие лица входят и выходят.