Дневник 1812–1814 годов. Дневник 1812–1813 годов (сборник)

Сегодня утром мы вышли в поход еще до света. Сухой мороз при восходе солнца предвещал хороший день, и, действительно, не прошли мы и пяти верст, как солнце сияло уже вовсю. 14-верстный марш до этой деревни более походил на прогулку. Прекрасная погода, весьма живописное расположение деревни, изрядно построенные дома, ворота с нишами, что считается большой роскошью у жителей здешних мест, подымавшийся из труб, видный издалека, дым – все сие позволяло ожидать приятной дневки.

Еще не наступил полдень, как экипажи главной квартиры заполнили улицы, а наши заняли все дворы, солдаты разошлись на отдых – это веселое и приятное зрелище открыло мою душу радостным впечатлениям и направило воображение на приятные картины. Старый верный Кашин, ведь ты не виноват, что увидав тебя в нашем дворе, я словно окаменел; не твое появление испугало меня – твой возраст внушает только почтение. Кашин – слуга одного из офицеров 3-й гренадерской роты; его появление во дворе служит знаком того, что его господина поставили на одну с нами квартиру. И действительно, нас оказалось 12 человек в очень маленькой комнате, и все мои надежды, все замыслы удовольствий полетели к черту; целый день пришлось таскаться по гостям, а теперь, чтобы добраться до своей постели, надо идти по головам. Какая разница между днем, который я обещал себе, и тем, который я провел на самом деле, и от чего эта разница зависит? Еще бы одна комната – и я был бы счастлив. Только потому, что во всей деревне не нашлось еще одной свободной комнаты, я проскучал целый день и так и не смог взяться за свои любимые занятия.

Вот удар, показывающий, от чего зависит счастье. Будь у меня слугой больше, я стоял бы отдельно, как прежде, мне было бы совершенно удобно и покойно, я мог бы делать все, что захочу и вообще был бы столько счастлив, сколько возможно в моем положении; а теперь, только потому что не хватает слуги, я нахожусь в неудобной комнате с целой кучей совершенно безразличных мне людей (ведь и троих много, если они не внушают уважения), мне неуютно, неловко, меня каждую минуту отвлекают, мне мешают, короче говоря, нужно быть очень неприхотливым, чтобы удовлетвориться тем, что я имею.

8 января.

Сегодня мы прошли менее 20 верст, миновали хорошенький городок Лик на берегу озера, весь выстроенный из камня, и заняли квартиры в Мончене.

Русские войска входят в г. Лик. 8 января 1813 г.

10 января. Конопки. Квартира полка в Грухене.

Вчера была дневка, сегодня мы сделали 22 версты, на послезавтра нам опять обещают дневку. Австрийцы находятся неподалеку, но, мне кажется, их присутствие не опасно, и наши армии могут двигаться во всех направлениях, не боясь внушить ужас, – только потому, что наш государь хочет быть освободителем стран, которые он завоевывает.

Мы находимся теперь в Пруссии, но немцы тут еще очень перемешаны с поляками, одежда прусская, а язык польский; нередко жители говорят на обоих языках, но по характеру они все совершенные поляки.

Как несправедлив человек – приходило мне не раз на ум: он готов придумывать какие угодно причины важных следствий и даже не стремится отыскать истину.

Теперь, например, наши расходы очень невелики, так как все, что нужно из провианта, мы берем у крестьян бесплатно. Каждый раз, как требуется гусь, его смерть сопровождается слезами и воплями. Я говорю пруссакам, что они все сожгли и залили кровью в России, так что с нашей стороны очень великодушно мстить лишь смертью курицы или овцы. Так я говорю и считаю себя правым.

Но если контрибуция сама по себе вещь справедливая со стороны одной нации по отношению к другой, то совсем иное дело, когда один человек отнимает имущество у другого, никогда не покидавшего своей хижины, не желающего ничего знать о спорах государей, никоим образом не способного влиять на поведение армии и оказывающего гостеприимство тем, кто попадает в его селение.