Дневник. 1873–1882. Том 1

Все толкуют о мирном обороте дел; почти уверены, что войны не будет. Что касается меня, то я вовсе не обольщаюсь сговорчивостью лорда Солсбери и первыми удовлетворительными результатами предварительных совещаний в Константинополе. Если даже и сойдутся в программе местной автономии, несмотря на оппозицию Австрии, то еще впереди два камня преткновения: во-первых, поддастся ли сама Порта решению Европы, а во-вторых, какие примут меры для исполнения решений конференции, с согласия ли Порты или даже вопреки ее воле. На этом-то и произойдет fiasco. Можно ли, в самом деле, серьезно верить, что Болгария будет организована и устроена каким-нибудь бельгийским или швейцарским генералом с 3 тысячами вооруженной стражи из бельгийцев?! Неужели лорд Солсбери и все его коллеги сами верят успешному результату такой нелепой комбинации?

Вечером был первый парадный прием у германского посла генерала Швейница; съезд был большой. Все почти, с кем только ни случилось мне обменяться несколькими словами, неизменно начинали разговор с вопроса, что думаю я о войне или мире, и затем восхваляли успешный ход мобилизации армии. Как будто все дивятся чему-то неожиданному. Многие откровенно и простодушно замечают: да как же говорили, будто всё так дурно у нас по военной части, а теперь оказывается, напротив, всё в порядке и готовности. Некоторые добродушно подходят ко мне с поздравлениями.

6 декабря. Понедельник. Всякий день продолжаются у государя совещания по политическим делам. В Константинополе Игнатьев ведет дело удачно: во всех главных пунктах программы достигнуто соглашение, несмотря на противодействие со стороны Австрии и безучастие германского уполномоченного. Отношения наши с Австрией сделались очень натянутыми; государь недоволен и Германией, которая не оказывает того давления на Австрию, которое было обещано.

Сегодня, после поздравлений в Аничковом дворце (Николин день), сошлись мы опять на совещание у государя; на этот раз участвовал и великий князь Константин Николаевич. Государь был не в духе: несмотря на последние успокоительные телеграммы Игнатьева, он потерял надежду на мирный исход дела, так как уже усвоил себе мысль, что без занятия Болгарии русскими войсками не может быть удовлетворительного решения вопроса. Все другие предлагаемые на конференциях комбинации представляются государю не только вздорными фантазиями, но даже посягательством на честь и достоинство России.

Князь Горчаков старается удерживать государя от слишком поспешных решений в воинственном смысле, но возражения канцлера только раздражают его величество. Сегодня коснулись вопроса о продлении перемирия, которое истекает через две недели; а между тем в Сербии ничего еще не сделано для устройства обороны. Генеральный консул в Белграде Карцов, только что возвратившийся туда, телеграфирует, что нашел лишь полное расстройство и возмущен обращением сербского правительства с нашими добровольцами. Со своей стороны, Игнатьев в одной из вчерашних телеграмм убеждает не ставить вопроса о занятии Болгарии русскими войсками как conditio sine qua non[106], он предостерегает от больших трудностей и риска зимней кампании.

Присутствие великого князя Константина Николаевича в нынешнем совещании объясняется тем, что в числе обсуждавшихся предметов был вопрос о заказе в Америке судов для крейсерства под русским флагом в случае войны с Англией. На днях в особом совещании у генерал-адмирала обсуждался вопрос о каперстве и крейсерстве: каперство было положительно отвергнуто, но крейсерство признано полезным. Мысль о постройке для этого судов в Америке одобрена. Вследствие этого решения и ведется теперь переписка с нашим посланником в Вашингтоне о заказе судов; но канцлер не сочувствует этому предположению и полагает, что североамериканское правительство не решится дать свое согласие на снаряжение русских крейсеров.

В 11 часов вечера меня потребовали во дворец; к тому же времени приглашены были наследник цесаревич и князь Горчаков. Обсуждали последнюю телеграмму Игнатьева и решили послать ему в ту же ночь, телеграфом, полное одобрение плана действий, то есть согласие России на предложение всех других держав: потребовать от Порты безусловного введения в трех христианских областях административной автономии под руководством европейской комиссии и под охраной смешанной, общеевропейской же стражи («жандармерии»); но с предварительным заявлением, что в случае отказа Порты Россия прекращает всякие дальнейшие сношения и требует у Турции подчиниться общему решению Европы.