Дневник, 1891 г.

Нынче 25. Встал в 8. Дождь, ливень. Один пил кофе. Всё слабость — хотя нынче немного лучше. Еще ночью думал о предисловии к вегетар[ианской] книге, т. е. о воздержании, и всё утро писал не дурно. Потом ходил гулять, купаться. Теперь 5 часов. Всё слабость. Я дурно сплю. И я гадок себе до невозможности. Вот дьявол, к[оторого] наслал на меня Б[ог], как говорил П[авел]. За эти дни читал Бьернсона. — Бестолково, но много хорошего. Хорошо, как он пробежал мимо загипнотизир[ованной] им девушки, гонясь за ней, и она увидала его страшно зверское лицо. Montaigne. Думал:

1) Всё о том же, что спасение жизни матерьяльное — спасение детей, погибающих, излечен[ие] больных, поддержание жизни стариков и слабых не есть добро, а есть только один из признаков его, точно так же как наложение красок на полотно не есть живопись, хотя всякая живопись есть наложение красок на полотно. Матерьяльное спасение, поддержание жизней людских есть обычное последствие добра, но не есть добро. Поддержание жизни мучимого работой раба, прогоняемого сквозь строй, чтобы додать ему его 5000, не есть добро, хотя и есть поддержание жизни. Добро есть служение Богу, сопровождаемое всегда только жертвой, тратой своей животной жизни, как свет сопровождаем всегда тратой горючего матерьяла. Очень важно разъяснить это. Так закоренело заблуждение — принимать последствие за сущность.

2) Огарев пишет: кривое осуждение — т. е. за то, чего я не заслуживаю, ввергает меня в тоску, тогда как прямое (верное) поднимает меня. Как справедливо!

3) Все говорят о голоде, все заботятся о голодающих, хотят помогать им, спасать их. И как это противно! Люди, не думавшие о других, о народе, вдруг почему-то возгораются желанием служить ему. Тут или тщеславие — высказаться, или страх; но добра нет. Голод всегда — (нищих всегда имеем), т. е. всегда есть кому и для чего жертвовать; ни в одно время не может быть более нужная моя жертва или служба, чем в другое, п[отому] ч[то] материально самое большое мое дело будет а/∞, т. е. ничто, а духовно всегда определенная величина. — Не ясно. Надо уяснить. Это всё то же, что и первое — очень важно.

4) Нельзя начать по известному случаю делать добро нынче, если не делал его вчера. Добро делают, но не п[отому], ч[то] голод, а п[отому], ч[то] хорошо его делать.

[27 июня.] 26 И[юня]. Я. П. 1891. Утром чувствовал себя очень слабым, ничего не писал. Вечером пошел в Тулу; со мной увязались Миша, Таня, Вера и Лёва. Дошли бодро, на вокзале Вяземск[ий], вернувшийся пешком из Ясной. Дорогой 5000 переселенцев каменщ[иков] и подольских возвращаются из Самары. Дома Романов. Поговорили до 2-го часа.

27 И[юня]. Я. П. 91. Встал поздно. Хорошо выспался. Говорил много с Вяз[емским] и хорошо. Таня уехала. От 1 до 3 писал хорошо об обжорстве. Выясняется хорошо. После обеда грустно, гадко на нашу жизнь, стыдно. Кругом голодные, дикие, а мы... стыдно, виноват мучительно. Отче, помоги мне делать волю Твою. После обеда прочел древнюю историю. — Думал: 1) Ошибка о возможности христианск[ой] добродетели без воздержания происходит от представления о возможности любви без самоотречения. — Теперь 11 час. Иду на террасу. Помоги мне любить.

28 И[юня]. Я. П. 91. Е. б. ж.

[13 июля.] — Нынче 13. 16 дней не писал. Приехал Репин и Гинзбург. За это время они меня лепят и пишут, а я написал статью об обжорстве и много подвинулся в большой статье. Лева уехал. Была Ал[ександра] Андр[еевна]. С[оня] уезжала в Москву и нынче приезжает. Теперь 12-ый час, иду на террасу. Завтра запишу то, что записано. Пробовал работать, косить, но очень слаб. Желудок не варит и слабость.

14 Июля. Я. П. 91 г. Е. б. ж. Сейчас еще 13 ч[исло], разговор с женой, всё о том же, о том, чтобы отказаться от права собственности на сочинения; опять то же непонимание меня: «я обязана для детей...» Не понимает она, и не понимают дети, расходуя деньги, что каждый рубль, проживаемый ими и наживаемый книгами, есть страдание, позор мой. Позор пускай, но за что ослабление того действия, к[оторое] могла бы иметь проповедь истины. Видно, так надо. И без меня истина сделает свое дело.

СТРАНИЦА ДНЕВНИКА Л. Н. ТОЛСТОГО 1891 г.

1) Картина конца Июня. Стрижи кружат после полдника, запах липы, пчела валит валом.

2) Всё подлежит закону, растения, животные, но у человека есть что-то особенное, кроме закона, к[оторо]му он подлежит. Это так кажется человеку, п[отому] ч[то] он смотрит из себя. Так кажется каждому существу что-то особенное в его положении, в его законе, п[отому] ч[то] оно смотрит из себя. Особенным кажется то место, на к[отором] стоит человек, п[отому] ч[то] он держит фонарь.

3) Человек всякий живет только затем, чтобы проявить свою индивидуальность. Воспитание стирает ее.

4) Вред подачи денег.... забыл.

5) К буд[ущей] драме. Спор с православн[ыми]: «Не могу верить», и с либералами: «Не могу не верить».