Читаем Дневник, 1894 г. полностью

Еще думал: Увидал Ваксу собаку, изуродованного, безногого, и хотел прогнать его, но потом стыдно стало. Он болен, некрасив, уродлив, за это его гнать. Но красота влечет в себе, уродство отталкивает. Что же это значит? Значит ли то, что надо искать красоту и избегать уродства? Нет. Это значит то, что надо искать того, что дает своим последствием красоту, и избегать того, что дает своим последствием уродство: искать добра, помощи, служения существам и людям, избегать того, что делает зло сущ[ествам] и людям. А последствие будет красота. Если все будут добры, всё будет красиво. Уродство есть указание греха, красота — указание безгрешности — природа, дети. От этого в искусстве поставление целью его красоты — ложно. Маша недобра уехала. Неужели ревнует к Тане, с Овсян[никовской] исто[рией], избави Бог. Надо написать ей.

25 Сент. 94. Я. П. Е. б. ж. —

Нынче 27 Сент. 94. Я. П. Нынче встал в 6 и поехал в Тулу верхом выбирать яблони. Там говорил о соблазнах с рабочими, потом сажал в Овсянникове, вернулся к обеду. Не устал, но спать хочется. Пропустил день без писанья. Вчера 26-го. Утром писал недурно. После завтрака ездил в Тулу выбирать яблони. Ходил к Рудаковым. Он мелочно, торопливо, умно тщеславен. И я чувствовал, как заражаюсь тем же. — Вечером читал, сидел с Соней и Таней. 25-го. Рано утром приехала С[оня]. Наши отношения прекрасно. Что-то радостно доброе, взаимное. Утро писал. Не помню, что делал.

Думал: 1) То, что в большинстве религий и так в особенности в догматической христианской, очень много метафизического, точно как будто сложный огромный механизм, а сила производимая или крошечн[ая], или никакой, т. е. сила нравственная, жизненная. Всё это приходит мне в голову, п[отому] ч[то] всё яснее и яснее вижу излишество и как бы изменение центра тяжести, отклонение не в ту сторону, к[оторую] дает религиозному миросозерцанию введенное в него понятие Бога. Чем серьезнее, искреннее я думаю о себе, о жизни и о начале ее, тем меньше мне нужен, тем нарушительнее становится понятие Бога. Чем ближе подходишь к Богу, тем меньше видишь Его. Не от того, что Его нет, а от того, что страшнее говорить о Нем, не то что определять, но называть Его.

2) Подумал нынче сейчас радостно о том, что верный признак того, что любовь есть начало всего, есть Бог, то, что, желая увеличения любви, безразлично желаешь его в себе и в других, увеличение любви также еще больше радует в других, чем в себе. Всякие другие качества в других могут вызвать хоть не зависть, а сожаление, что они не во мне, только не любовь.

3) Еще к Катехизису, то, что начало жизни наш[ей] есть нечто вечное, бесконечное, выражается же оно желанием блага себе, другим, тем, что мы называем любовью.

28 Сент. 94. Я. П. Е. б. ж.

Вчера чувствовал себя слабым, болела спина. Мало работал. Только погулял перед обедом. Радуюсь на отношения с С[оней]; кажется это твердо. И в ней есть перемена.

Нынче 29 Сент. 94. Я. П. Были вечером Пироговские мужики. Я нелюбовно поступил — поленился написать письмо. Встал не поздно. Утром, лежа в постели, ясно представил себе весь Катех[изис] и в очень простой, доступной форме. Но начал писать и вышло не то. Но все-таки много обдумал. — Записал вчера так: Задерживает любовь 1) то, что принимает подобие жизни, как будто дает разумную цель ей, как: имущество, семья, государство, наука, искусство, и 2) то, что заставляет забывать бессмыслицу жизни: наслаждения, соблазны. Нынче же думал еще иначе: 3 рода обманов: 1) обманы похотей: а) обжорство, б) сладострастие, в) забава; 2) славы людской: а) обычай, б) почести, в) славы; 3) суеверия: а) собствен[ность], б) государ[ство], в) веры — религии.

Опять еще слаб, спина болела, но меньше. Спал. Немного поработал с Алексеем, нарубил ему хворосту. Съездил за детьми. Вечером читал письма от Kenworthy и Eugen Smidt’a. Очень хорошие, особенно от Шмита. То же движение в Англии и Германии и те же отношения. Еще письма от Черткова и от Розен с умными вопросами, на к[оторые] хочется ответить. Теперь уже поздно, 11-й час. И нет энергии.

30 Сент. 1894. Я. П. Е. б. ж. —

Нынче 4 Октября 94. Я. П. Иду назад. Сейчас 12-й час ночи. Сидел наверху с Сережей сыном, и — какая радость — ни малейшего прежнего недоброго чувства к нему, а напротив, теплится — любовь. Благодарю Тебя, Отец любви — любовь. Нынче рождение Тани. Ей 30 лет. Она грустна, тиха и кажется неспокойна сердцем. Помоги ей Бог. Днем спал, утро писал. Перевязывал ногу. Вчера вечер сидел с Legras. Тоже и днем, утром писал. Нога болела. Третьего дня, 3-го, приехал из Пирогова с больной ногой. Застал Соню очень бодрою и доброю. Всё становится лучше и лучше. — Утром выехал из Пирог[ова], где очень дружелюбно провел 2-е и 1-е, 1-го ехал на Вятчике и так уморил его, что он стал. Написал письмо Маше и Трегубову. Много думал дорогой и за эти дни и многое забыл. Всё об изложении веры.

1) Обманы — это то, что принимает подобие жизни, соблазны — это то, что отвлекает силы жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой, Лев. Дневники

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное