Дневник, 1894 г.

13 Июня 1894. Я. П. Мне казалось, что прошло 2 дня, а прошло больше 10 дней. За это время ездил к Булыгину. Он очень силен. Ему прислала жена гостинцев. Он отослал назад, прося прислать только того, что можно поделить со всеми. Приехала Машинька сестра, Вера, был Сережа. — Самое важное событие. Смерть Ге. Я никогда не думал, что я так сильно любил его. Работа моя не идет. Чувствовал себя очень дурно. Нынче получше. Написал все письма.

За это время думал:

1) Какая-то связь между смертью и любовью. Любовь есть сущность жизни, и смерть, снимая покров жизни, оголяет ее сущность любовью. Когда человек умер, только тогда узнаешь, насколько любил его.

2) Гуляя в лесу, думал: всё, что вижу: цветы, деревья, небо и земля, всё это мои ощущения. Ощущения же мои суть ничто иное, как сознание пределов моего «я». «Я» стремится расшириться и в этом стремлении сталкивается с своими пределами в пространстве, и сознание этих пределов дает ему ощущения; а ощущения оно объективирует в цветы, деревья, землю, небо. Потом подумал: что же такое любовь? Зачем любовь, когда жизнь состоит в этих столкновениях с своими пределами. Столкновение с этими пределами необходимо, и в этих столкновениях игра жизни. При чем тут любовь? Не помню как, но это представление жизни упраздняло любовь, делало ее ненужной. И на меня нашло сомнение и уныние. Не выдуманное ли всё то, что я думаю и говорю о любви. Правда, что не один говорю про нее, не я выдумал это. А давно и все. Но хотя это и дает вероятие, что есть что-то, все-таки не самообман ли это? Пошел дальше и подумал; да почем же я знаю, что я — я, а что всё то, что я вижу, есть только предел меня? Кроме сознания пределов, есть сознание себя, того, что сознает пределы. Что же это сознание? Если оно чувствует пределы, то оно по существу своему беспредельно и стремится выйти из этих пределов. Чем же я могу выйти из этих пределов? Чем могу проникнуть за них? Только тем, чтобы любить то, что за пределами. Так что любовь уничтожает пределы, соединяя того, кто любит, с тем, что за пределами, с Богом, с любовью (неясно).

Посредством любви человек разрушает ограничивающие его пределы, может делаться беспредельным — Богом. Сначала человек уничтожает эти пределы между ближайшими к нему, понятнейшими существами, потом между более отдаленными, труднее постигаемыми.

Но как же питаться, не убивая растений, не давя траву, насекомых, т. е. не нарушая любви. Стало быть, как не увеличивай пределы, в этом мире немыслимо осуществление полной любви, т. е. уничтожение пределов между собой и миром. Невозм[ож]но полное осуществление, но возможно бесконечное приближение. Но мир этот не один — есть другие миры, в к[оторых] осуществление это вероятно возможно. Человек, с одной стороны, приближает в этом мире осуществление царства Бога, т. е. любви, с другой — сам готовится к той жизни, в кот[орой] это возможно. (Кто готовится?) (Слишком хитро.)

14 Июня 1894. Я. П. Писал изложение проекта Генри Джоржа. Не писал Катехизиса, не идет. Ч[ертков] вчера был очень возбужден. Нынче к нему ездила С[оня]. Его не было дома. У Бул[ыгина]. Утром ходил за грибами, купался. Решил прекратить писание. Перечел все свои художествен[ные] начала. Всё плохо. Если писать, всё надо сначала, более правдиво, без выдумки. После обеда пошел к М[арье] А[лександровне]. Встретил калеку, 40-летн[юю] женщину, была прачкой, простудилась и идет раздетая, разутая, убогая, голодная, без денег. У М[арьи] А[лександровны] рассказал про Бекетова, к[оторый] говорит, что так жить, работая на себя весь день (стирая), нельзя. Так кто же будет стирать? Та прачка. От Колички непонятное письмо. 10 лет его жизни была ошибка. 10 лет жизни без упрека в грехе, образовании этих прачек, поедании чужих жизней, ошибка! Удивительно. Думал по этому случаю:

1) Мы переживаем теперь тот неизбежный момент во всяком процессе отрезвления. Пена должна осесться, дым рассеяться, размах прекратиться для того, чтобы началось — настоящий, твердый, неудержимый рост. Будут и есть уже охлаждения, отпадения, отречения и даже предательства. Тем лучше. Прожигается всё то, что может сгореть.

2) Смотрел, подходя к Овсянникову, на прелестный солнечный закат. В нагроможден[ных] облаках просвет, и там, как красный неправильный угол, солнце. Всё это над лесом, рожью. Радостно. И подумал: Нет, этот мир не шутка, не юдоль испытания только и перехода в мир лучший, вечный, а это один из вечных миров, к[оторый] прекрасен, радостен и кот[орый] мы не только можем, но должны сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для тех, к[то] после нас будет жить в нем.