Дневник. 1901-1921

Некая мать семейства жалуется в «Evening News»: «Зачем бедным женщинам дети, когда их мужья пьяницы и моты? Возись целый день с детьми, а вечером бегай по кабакам отыскивать мужа – кому захочется такого счастья!»

Юноши пишут о трудности семейной жизни в Лондоне, девы жалуются на отсутствие decent[223] женихов, словом, причины указываются случайные, существовавшие еще до тех следствий, которые они якобы породили.

Но стоит только вглядеться в статистические таблицы – и вы увидите странное роковое совпадение: когда после войны налог был увеличен вдвое, сейчас же рождаемость Лондона понизилась на 14 %. Конечно, тут были и другие причины – уже лет 20 у Англии имеется тенденция сокращения рождений, тенденция, странно связанная с общим влиянием культуры, – но самая сильная, самая резкая причина – несомненно, война. Отголоски войны, как я уже писал, слышатся в новом бюджете молодого Чемберлена.

Налог на чай и на табак вызвал громкое негодование потребителей – и этот налог отзовется на благосостоянии низшего класса почти столь же отрицательно, как если бы это был налог на хлеб, ибо чай и табак в Англии – являются предметами первейшей необходимости. Такое положение вещей вряд ли сможет повысить упавшую цифру деторождаемости… Если причины этого зла не порождают никаких оптимистических надежд, – то нужно сознаться, что и средства его так же далеки от этого. Стоит только пройти по улицам, втекающим, ну, хотя в Oxford Street, чтобы подметить, какой популярностью, каким прочным успехом пользуются здесь средства «практического мальтузианства». Почти на каждом квартале этих улиц вы найдете особую лавчонку, где в окнах весьма привлекательно расположены таинственные орудия для изображения роковых прогрессий Мальтуса. (Характерная особенность: в этих же лавчонках продается лубочное издание Золя и Мопассана; в Англии этих писателей продают наряду с другим «неприличием». А серьезный книжный магазин будет оскорблен, если вы запросите у него эти книги.) Но самое страшное во всем этом, что лавки эти торгуют не с заднего крыльца, не под каким-нибудь прикрытием, а совершенно на равных правах с булочной, с аптекой. Значит, общественная совесть нисколько их существованием не задета, считает их в порядке вещей, поддерживает их. Стало быть, существуют огромные фабрики, целая отрасль промышленности, кормящая сотни рабочих, – и процветание этой промышленности жизнь каким-то диким образом связала с южно-африканской войной…

Теперь придумывают систему поощрений за плодовитость. И даже сделаны кой-какие шаги в этом направлении: недавно какой-то старик отозвался на суде, что он не может заплатить взыскиваемого с него долга, поелику он состоит отцом восьми детей. Судья в виде поощрения за добродетели – отпустил ему долги и сказал в этом направлении нравоучительную речь.

Только вряд ли таким путем можно будет уменьшить процветание тех лавчонок, где продается Мопассан.

24

ОСКАР УАЙЛЬД И ЕГО ПЬЕСА

Лондон (От нашего корреспондента)

29 апреля (12 мая)

Вчерашний вечер по праву может называться праздником английской интеллигенции: в Court Theatre была наконец поставлена пьеса Оскара Уайльда «Необходимость быть Эрнестом»[224]. Конечно, имя автора, как некое неприличие, не было указано в афишах, конечно, многое было урезано, многое просто-таки переделано – но впечатление все же получилось сильное и сложное…

Прямо скажу: это удивительно хорошая пьеса. Хотя она кончается тремя свадьбами сразу. Хотя в ней торжествуют добродетели. Хотя в ней совсем нет настроения. Хотя действующие лица ее совсем не имеют индивидуальности и все говорят языком автора. Хотя она полна нелепых эффектов; а содержание ее и невероятно, и шаблонно, и ребячливо.

Вот оно в двух словах: