Дневник (1918-1919)

Путешествие в Кожанку обошлась благополучно. Везде по дорогам и по селам встречали довольно многочисленные отряды Доброармии, исключительно из кавказских горских народов. Небольшие собой, коротконогие, с длинным туловищем, эти воины, в длиннющих черкесках с огромными кинжалами, производили какое-то странное, даже смешное впечатление. В присутствии своих офицеров казались дисциплинированными: несколько раз останавливали нас часовые, но в основном офицеры, тоже кавказцы, расспрашивали, куда и откуда едем, и благодушно пропускали нас дальше. Для них-то мы возвращались в Киев, «наконец освобожденный Доброармией». Профессор — «возвращался из-за границы, услышав такую радостную новость», а я — «сам киевлянин, сидел было в Чека, а как освободился, сразу убежал на запад. Теперь вот возвращаюсь домой, когда узнал, что в Киеве уже нет красных». Документы наши тому полностью соответствовали, и все шло хорошо…

Подъезжая уже к самой Кожанке, встретили мы на дороге небольшой отряд конницы, который и выглядел как какая-то далеко не регулярная воинская часть и вел себя как-то несколько нервно. У людей не было никаких знаков отличия части; только у одного всадника на пике был флажок с надписью «Северец». Непропорционально потребностям такого отряда гнали они с собой довольно большое стадо рогатого скота разного возраста, вероятно, награбленного в окрестных селах. По тому, как они подозрительно смотрели вдаль в разных направлениях, видно было какую-то неуверенность их в чем-то. Показалось мне даже на минуту, что может то повстанцы какие-то, которые следили издалека за частями Доброармии.

Доехав до ст. Кожанка, мы некоторое время вынуждены были ждать деникинский бронепоезд вместе с огромным множеством местных перекупщиц и других людей, которые из Киева выбирались за продуктами аж под самый украинско-московский фронт. Были то преимущественно разные ремесленники и рабочие, которые по селам обменивали или свои изделия, или ворованный с заводов разный инструмент на продукты, главным образом на сало. Я сам имел вид такого же мешочника, ибо был одет в худшую свою одежду. Пер я на спине достаточно жалкого вида мешок туристический, полный сала, купленного еще в Каменце, и для настоящей потребности, а еще больше для маскировки своей поездки, если бы случились какие-то неприятности на территории деникинской оккупации. Итак, чувствуя себя совсем хорошо, как в своей стихии, мы смело уже умостились с профессором на платформе поезда, энергично отвоевывая себе места. На соседней платформе увидел бывшую высокопоставленную особу нашей державы — Голубовича, самую скромную способностями личность в самое ответственное время. Расспрашиваю о нем у проф. Ганицкого, потому что как-то в Каменце ничего не слышал о нем. Не слышал о нем и Ганицкий. А может, и он из Киева за продуктами выезжал?..

Уже светало, когда мы подъезжали к Фастову. На всякий случай у соседей на платформе расспросили мы о дороге из Фастова в Киев, если бы случилось идти пешком. Еще перед войной начали было строить колею от Фастова на юго-восток, в направлении, кажется, на Переяславль. Не зная, в каком состоянии было это строительство в настоящее время, я беспокоился, чтобы не сбиться нам ночью на нее, ночевать же нам в Фастове, по нашим расчетам, не приходилось, тем более, что погода была хорошая, — сухая, да еще и лунные ночи.

Железный бронепоезд на ходу страшно гудит и бренчит; еле слышно собеседника, когда он, видно, с трудом, даже крича, с тобой разговаривает. Несколько раз сквозь грохот поезда слышались мне какие-то более громкие, но далекие звуки. Будто где-то гремело. Оглядываясь по сторонам, ни туч больших, ни дальних молний не заметил. Только когда поезд наш внезапно встал у семафора, то покой наш был нарушен совсем близкими пушечными выстрелами.

В руках у «красных»

Пассажиров как помелом смело. Все внимание мое было сосредоточено на том, чтобы объяснить себе, в чем дело, что это может значить. Должен признаться, что мне было все время приятно чувствовать, что я и профессор спокойно рассуждали и советовались и не поддавались чувству, которое называется паникой.

Под гром орудийных выстрелов и стрекотание пулеметов мы решили все же идти своей дорогой дальше по колее на Киев. Будь что будет! Повезет — переберемся, а не повезет, то так же не хуже будет, если куда-то в сторону свернем и заблудимся ночью в незнакомой местности. Решив так, мы уже быстрым шагом, иногда подбегая, двинулись в направлении станции. Нигде ни души. Множество поездов на запасных путях. В одном поезде вагоны с раскрытыми настежь дверями, некоторые вагоны освещены электричеством, аж сияют: поезд Красного Креста. Несколько вагонов превращены в залы хирургических операций. В минуты абсолютной тишины слышно цоканье там каких-то машин или моторов, но ни одной живой души.