Дневник. 1918-1924

Экспедиция в Петергоф по настоянию генерала Ятманова, который вдруг загорелся реформами в этой заброшенной им вотчине и потребовал, чтобы мы с Макаровым и Удаленковым ему сопутствовали, дабы на месте изучить, что можно там сделать и что должен сделать в календарный срок Измайлов и новый хозяйственный правитель, совершенно спорый работник Тихомиров, от которого Ятманов в упоении и который должен все исправить, что запущено Беренштамом, который, наконец, пристроился на новом месте — в Публичной библиотеке.

…Особенно запечатлелись сверкающие золотом статуи в монплезирском садике и вид на былую пустынность моря. Надлежало решить, можно ли Монплезир «эксплуатировать», то есть устроить кафе без кухни там, где она была при царе, и концертный зал в одном из его департаментов, отделанных Кваренги. Решили, что можно. Я настаивал на украшении главного корпуса картинами. Местами потоки с потолка попортили живопись, исполненную при Александре III, с Пильмановой, но это не так жаль. Все прочее на удивление стоит и даже имеет прочный вид.

В Большом дворце благополучно. Я наметил, как его «оживить» и гармонизировать его убранство, отказавшись от неосуществимой идеи, высказанной в моем докладе на конференции — посвятить Петергоф эпохе Петра I. Слишком мало материала. Но все же можно известной систематической сортировкой наличного придать больше характеру кабинету Петра 1.

Пока другие ходили, я набросал с террасы открывающийся вид в сторону Кавалерских корпусов. Ресторан для нэпманов — настаивает Ятманов — будет устроен в Кавалерских домах. Но я убежден, что нашим экспроприаторам будет не по средствам пировать в этих злачных местах, а рассчитывать на иностранцев или на местных жителей заштатного городка нечего.

В канцелярии я снова увидел прелестную картину Рейтера «На берегу озера». Среди склада картин — Венециановскую синюю «Кормилицу». Что же их не берет Нерадовский? Для Эрмитажа я наметил серебро из Александрии и другие мелочи, сложенные — по получении из Москвы директивы — в корпусе «Под гербом». Как не раскрали?

В канцелярии же хранятся миниатюры… Среди них — одна подписная Виоле (дама), один герб Павла в треуголке, Александр I в виде камеи Лагорио, Елена Павловна [работы] Изабе 1814 года и Александр Николаевич и другие.

Дворцовые генералы угощали нас роскошной ветчиной, семгой, колбасами, леденцам от ЛОРа. Местный совхоз угнал царских коров, которые музей считал своими. Плетушка из доносов, ябед, скандалов.

О духовном развитии Петербурга заботится клуб имени Карла Маркса. Сегодня вечером Ятманов устроил диспут «Суд над проституцией» (по Купринской «Яме»), в котором принимали участие исключительно местные врачи. Об этом высоконравственном позорище оповещали афиши на всех улицах и стогнах. В петербургских трамваях расклеены афиши о лекции на модную тему: «Аборт и материнство».

Петров-Водкин сегодня в 10 часов (сплошной елей и мед). Лучший друг — Кока — отказался выйти к нему, который открыто меня поносит перед своими учениками в Академии художеств. Пришел он ко мне зондировать почву — удастся ли ему дополучить 150 рублей за «Бориса Годунова». Я ему посоветовал подать заявление Лаврентьеву.

Петров-Водкин с негодованием рассказывает о бесконечных хвостах лиц, женского пола, которые днями простаивают у какой-то комнаты (забыл где), производящей официально операции аборта. Причем это возмущение в газетах. Одним аборт производят по мотиву переобременения семьей, другим — по бедности, третьим по здоровью и особам, зачавшим от своих начальников, то есть как бы снимается с начальников всякая забота о последствиях. Вообще же Кузьма обнаружил чрезвычайное неприятие советской власти, ругал Зиновьева — жидомордой, Лилину — сволочью, неуважительно прошелся по адресу могилы Ильича. Вероятно, и его дела очень неблагополучны.

В 11 часов я поднялся наверх по просьбе Гаука, где нашел Асафьева, И.Иванова (что они носятся с этим милым, но абсолютно бездарным Акакием Акакиевичем Романом Иль-чом Гессеном). Снова Асафьев меня убеждал принять участие в экскизно-студенческом выявлении талантов, которое он затеял с целью и здесь заняться западной музыкой, — целая программа концертов и инсценировок, будто бы уже обещанных. Увы, Баланчивадзе уже собирается ставить «Пульчинеллу» и три раза забегал к Гауку, чтобы повидать меня и выудить у меня указания. Боюсь, что, уступив им, буду втянут в какую-нибудь пошлятину. Пока топорщусь. Завтра он придет играть к нам.

Пуанкаре действительно подал в отставку, но Мильеран его упросил составить новый кабинет.

Пятница, 6 июня, утро

Солнце через облака. У меня род кацен-ямер (похмелье) после вчерашнего обеда с томатами и виски с содовой.

Снова принимаюсь за свои эфемериды, хотя и принято такие записки считать сейчас несвоевременными и опасными. Но на моем горизонте ничего компроментного не случается. Мое отношение к власти вполне лояльное, уже потому, что я исповедую истину, изреченную апостолом Павлом: всякая власть от Бога. Да и мало шансов, чтобы вообще кто-то сунул свой нос, разве только по какому-либо доносу.