Дневник. 1929-1969. Т. 2

В это время — или несколько позже — в Ленинграде стал издаваться журнал «Литература и революция», или что-то в этом роде. Там Лемке был заправилой. Первым долгом он напечатал статейку против моего «Крокодила», где прямо было сказано, что, кроме гонорара, полученного мною, никакой никому пользы «Крокодил» не принес. Таким образом Лемке явился первым в ряду тех мракобесов, которые составили целую фалангу исступленных врагов моего детского творчества. Здесь же, рядом, чуть ли не в том же номере журнала, Лемке (под псевдонимом Маврин) ополчился против моих некрасоведческих работ. Здесь он был во многом прав, но кипящая в нем злоба — личная злоба, порожденная обидой, чувствуется в каждой строке¹⁷. Чтобы окончательно посрамить меня как некрасоведа, Лемке заявил, не совсем грамотно, что найденная мною рукопись Некрасова, которую я условно назвал «Каменное сердце», есть только малая часть того текста, который известен ему весь целиком. Этот текст будто бы называется «Как я велик!» и издан на правах рукописи в Перми. Всё это, конечно, очень странно: зная огромный интерес к Достоевскому и Некрасову, нельзя не удивляться тому, что в необъятной литературе, посвященной обоим писателям, эта публикация осталась никому, кроме Лемке, неизвестна. А если она каким-то чудом стала доступна ему одному, почему он не обнародовал ее, почему не сообщил о ее существовании (если не мог обнародовать). Почему он ждал, чтобы я нашел одну главу этой повести — и лишь тогда выступил с сенсационным известием. По его словам, эта книжка была у него в руках недолго. Но все же была. Значит, он знает, кто владелец этой книжки. Почему он скрыл его имя?! Почему не убедил владельца, что напечатание никому неизвестной повести Некрасова о Достоевском несет ему и прибыль и почет. Что заставляет этого владельца вот уже 40 лет прятать от читателей свое сокровище? Не то ли, что «Как я велик!»—фальшивка, неумелая подделка подлинного текста? Не то ли, что «Как я велик!» не имеет ничего общего с некрасовской темой? Если бы Лемке привел хоть три строчки из пермской книги, если бы он хоть в общих чертах сообщил о содержании тех глав, которые не найдены мною. Тем не менее, милый и простодушный С. Шестериков заявил в № 49—50 «Литературного наследства», что в виду высокого (?!) научного авторитета Мих. Лемке мы должны считать, что находка Чуковского не имеет ни малейшей цены по сравнению с находкой Лемке, хотя Чуковский опубликовал и прокомментировал подлинную некрасовскую рукопись, а Лемке лишь сообщил заглавие какой-то неведомой книги, из коей он не мог привести ни единой строки¹⁸. Со стороны все это представляется мне очень забавным. Предположим, что я нашел всего гривенник, но Шестериков, не найдя ни копейки, вместо того, чтобы поблагодарить меня за этот гривенник, сердится на меня, зачем я не нашел рубля, хотя рубль чрезвычайно сомнительный, может быть даже фальшивый.

18.

Николай Ив. Кульбин был кроткий, учтивый человек, любивший говорить всем приятное. Когда я познакомился с ним, ему было лет 50. Он был старше всех других футуристов. Лысина, лучистые морщины. Служил в каком-то медицинском департаменте — и дослужился до генерала. Летом жил в Куоккале неподалеку от нас. Неплохо рисовал — главным образом портреты. При всей своей тихости в душе был бунтарь. Недаром примкнул к футуристам, выступал вместе с ними в их шутовских маскарадах. Едва прослышав об американских нюдистах стал выходить на куоккальский пляж нагишом в генеральской фуражке. Это вызывало скандалы. Тогда он стал надевать на свое волосатое тело легкие полупрозрачные трусы — и однажды явился в таком виде к нам на дачу. Пройдя пляжем около версты, подошел к Марии Борисовне и учтиво поцеловал ей руку. Мария Борисовна глянула на него:

— Ступайте вон! Безобразие! — закричала она.

Он вежливо приподнял фуражку и с достоинством удалился.

Я возил его к Леониду Андрееву — он нарисовал Леонида Николаевича — очень похоже.

19.

Подвыпивший Бальмонт шел ночью по Лондону. У лондонских полицейских был обычай проверять пьяных при помощи дубинки. Если от легкого удара дубинки пьяный не свалится на землю, он может продолжать путь, а свалится — его забирают в участок. Бальмонт не свалился и под утро пришел в бординг хауз весь в синяках. (Рассказано И. В. Шкловским-Дionео.)

20.

Пародия Бунина на Бальмонта:

Собака я, когда с собакою,

Я с лесом лес, со зноем зной,

Я Титикака с Титикакою,

Но я не муж, когда с женой.

21.

Бунин в 9 томе говорит в «Письме в редакцию «Последних новостей»:

«Я стоял... раздетый, разутый,— он сорвал с меня даже носки,— весь дрожал и стучал зубами от холода и дувшего в дверь сквозняка...» (333).

В статье: «Репин»:

«...жестокий мороз... в доме — все окна настежь. Репин... ведет в свою мастерскую, где тоже мороз, как на дворе... Я... пустился со всех ног на вокзал...» (379—380).

В «Джером-Джероме»: