Когда в 1814-1815 гг. он был влюблен в г-жу Ре-камье, ему было лет сорок семь-сорок восемь. Примерно как мой кризис с Белу: мне было всего сорок два (1935), но я уже износился до основания. И тем не менее...
У него был сифилис, как у Шамфора, Бейля, Мюссе, Бодлера, Верлена, Рембо и многих других. Вне всяких сомнений, он обладал не особенно сильным темпераментом и с ранних лет был полуимпотентом. Не слишком молодые женщины для бесед, а для прочего - шлюхи. Физическая храбрость, при случае.
/ марта
После многих лет я тут вдруг перечитал Барреса. Ни одну книгу я не читал так, как читал "Свободного человека", если не считать некоторые вещи Ницше. Первым делом я взялся за "Холм", который, как мне казалось, я никогда не читал; какие жертвы он принес - после такого множества французов - идее классической чистоты. Великолепная чистота, но линия кажется выверенной. Какими скудными средствами он ограничивает себя, приняв решение создать совершенно однолинейное повествование, как бы имитацию "примитива", чего-то средневекового. При такой предрасположенности к неловкости любая модуляция кажется нежданным, наивным мастерством. А какой отталкивающий сюжет: герой, я какой отталкивающий для Барреса материал - мистика. Во всем имитируя Шатобриана, Баррес захотел создать свою "Жизнь Ранее" и, как Шатобриан, в конце жизни кружил вокруг запретной сферы. И еще он хотел быть верным бедности Лотарингии (й Оверни).
Потом я перечитал "Врага законов" и "Неделю у г-на Ренана", а затем "Три остановки" и "Вседозволенность". До чего это тонко, утонченно, отмечено уверенным, но маньеристским изяществом. Будучи первым, Баррес вне всяких сомнений является отцом раннего Жида и раннего Валери! Одновременно, чтобы увериться в этом, я перечитал "Введение"1 и "Г-на Тэста". Конечно, Валери не слишком глубок, но все-таки более последователен. Однако, если перечесть целиком "Культ Я", не там ли окажется законченная, завершенная целостность, которая стоит первых произведений Валери и Жида? Но к чему устраивать состязание? Ведь Баррес пострадал от забвения. Они похожи, как три брата. Наверное, они читали друг друга, следили друг за другом? Беда Барреса, что он указал им путь. П. Луис, четвертый брат, шел сзади. А самый старший из них, Р. де Гурмон, был слишком взбудоражен символизмом и был не способен, как они, возобладать над ним. За это я и люблю его - за уязвимость, за неловкость. Большой глубины они не достигли, даже, в конечном счете, и Валери. Они попросту вышли на прогулку, но вместе с ними французский дух во всю прыть устремился назад, к классицизму. Клодель нырнул гораздо смелей, гораздо глубже. (Какое впечатление произвел бы на меня сегодня его "Златоглав": я не нашел книги у себя в библиотеке, откуда ее попросту стащили.)
Перечитал два тома "Революции" Мишле: я в восторге, это один из величайших французских писателей, один из величайших французских романистов. Франц(узские) историки великолепны! Какая плеяда! Тьерри, Мишле, Бальзак и Стендаль, Тэн, Сорель2 и т. д. Никогда не читал Минье, Тьера. Очень мало Кине.
1 Очевидно, "Введение в систему Леонардо да Винчи" (изд-во "Галлимар", 1919).
2 Историк Альбер Сорель ( 1842- 1906), бывший в течение тридцати лет генеральным секретарем Сената, в частности, является авто-Ром труда "Европа и Французская революция" (1885-1906).
- Завтрак с молодым товарищем, в какой-то степени моим последователем, который прибыл с русского фронта. До чего он великолепен, спокоен, доволен. Он обо всем судит с восхитительной рассудительностью, дающейся опытом и испытаниями. Россия представляется ему ничтожной и слабой. Но белая Россия - тоже Россия. Политически немцы потерпели там крах, как и всюду. Наделение землей принесло отличные результаты, но слишком поздно, и они не смогли справиться с проблемой партизан. Французы после Марокко называют их "шлё". Эти две или три тысячи французов испытывают удовлетворение и пребывают в согласии с собой. Увы, военная отвага не так трудна, как политическая. Несколько тысяч французов могли бы способствовать политическому решению в России, Савойе, Италии. Он не видел там рабочих, коммунистов. Условия жизни в России, улучшившиеся в 1938 г., снова стали ужасными: нищета, голод. Армия живет на американских консервах. Пехота у русских слабая, плохо обученная. Нехватка личного состава. Значит, они не смогут оккупировать Европу? Немцы ведут колониальную войну: один против пяти или десяти. Они обходятся минимумом сил и по-прежнему вполне уверены в себе. В России они принесли в жертву все, поскольку ожидают высадки. Второй фронт потенциально существует и довлеет над ними, потому они отказались от завоевания России. Но и от эвакуации оттуда тоже. Но сколько ресурсов потеряно.