Самое интересное во всем — это обстановка в комитете Думы по культуре. Сидели в кабинете у Губенко. Снимали в кабинете Говорухина, временно превращенном в студию. В кабинете Губенко сидели Руцкой, с которым прежде я не был знаком, и Жанна Болотова. Атмосфера довольно пессимистическая, я больше слушал, нежели говорил. Общее впечатление нехорошее. Люди привыкли к своему положению, хотелось бы, чтобы Зюганов победил, но мы все равно в Думе не пропадем. Все признавались, что считают положение Зюганова во втором туре безнадежным. Люди усталые и равнодушные. Понравился мне только адвокат компартии Иванов, он тоже был в кабинете Губенко. У Руцкого навыки полковника: рас-счи-тайсь! Я никогда не смогу простить ему поведение на Верховном Совете РСФСР и развала компартии. Теперь он спохватился. Я все время старался дистанцироваться от этой публики. Даже не остался в комнате, когда зашел Зюганов. Сидел в приемной, читал "Дейли-коммерсант". И Руцкой, и Зюганов, уходя, нашли меня и пожали руку. Зюганов показался мне человеком, борющимся со своим страхом и не очень решительным.
В институте довольно спокойно провел последний ученый совет. Как ни странно, атмосфера поменялась, когда встал вопрос, что я реально могу повернуться и уйти, хлопнув дверью. Вдруг все как-то поняли, что станет просто хуже и не исключено, что многие потеряют работу. Положение действительно в институте отчаянное. Правительство еще не перевело денег на стипендию и зарплату ни за апрель, ни за май, нет, естественно, и отпускных.
Каким-то образом мне удалось выплатить стипендию студентам и аспирантам. Удастся ли набрать денег на отпускные? Вчера звонил в казначейство: если в понедельник не получу деньги, дам телеграмму президенту. Орехов привез из Новгорода безрадостное известие: банк отказался финансировать нашу крышу. Вчера, как назло, весь день лил дождь. Возможность получить деньги одна: вернуться в зарплате к ставкам, реально финансируемым правительством. Они подчас в семь-восемь раз ниже того, что мы выплачиваем. Это дворники, уборщицы, слесари. Преподаватели и профессура получают в три-четыре раза больше, чем им выделяет бюджет, многие об этом и не догадываются. И еще удивительный сюжет: объем моей работы неизмеримо вырос за эти четыре года — раньше в институте не было аренд, гостиницы, компьютерного цеха, платных иностранных студентов, издательства, курсов иностранного языка, лицея, подготовительных курсов, экспериментального театра, книжной лавки.
Стенфорд вчера водил нас с Валентиной Сергеевной на "Травиату" в Большой. Пресса об этом спектакле уже пошумела. К сожалению, к границе страсти ни певцы, ни дирижер, ни постановщик не поднялись. Я не принял новшества Васильева "опластичить" увертюру и антракты балетной парой. Это облегчает оперу, в которой достаточно плоских, а иногда и пошлых моментов. Сцены бала похожи на бал в "Евгении Онегине" в постановке Станиславского и на бал в "Анне на шее". Видимо, эти знакомые с детства картины тревожили Васильева.
Вчера же заключил договор с "Армадой" на роман о В.И. Ленине. Гвоздик в мозгах уже сидит.
Уехал туда, воспользовавшись приглашением Черницкого и небольшим институтским делом к киевским властям. У нас учатся очень много ребят с Украины, и я решил разведать, не поможет ли самостийная власть чем-нибудь своему будущему искусству. Закончится все это небольшой проверкой на вшивость. Я почти уверен, что никто и ничем не поможет, и по-прежнему ребята будут кататься за свой счет, а стоимость билетов будет расти и жизнь будет дорожать.