Дневник 1984-96 годов

Валере с огромным трудом достали место — со слов Инны, матери — на Ново-Кунцевском кладбище. Мест нет, вмешался чуть ли не Рыжков. Но ведь меня-то там не захоронят! Грустно, что в эти минуты похорон младшего товарища я думаю о социальной справедливости. Но столько обид!

Похоронили Валеру рядом с недавно умершим Венечкой Ерофеевым. Поговорят о литературе.

Вчера приезжал домой мой ученик, тоже Валера, но Терехин: правил ему текст дипломной работы. Валера каждый раз старательно переделывает те несколько страниц, которые мы с ним разбираем.

Вечер. Пишу уже в Ташкенте. Стараюсь сделать все это подробнее. Молодость прошла здесь, в Ташкенте я заканчивал первый год учебы в университете, здесь работал в театре. Круглый сквер под курантами в центре. Как выросли платаны. Сад у Театра ТуркВО. Мои старшие товарищи по театру: Валера Шаврин, Елена Паевская, Капитолина Гавриловна Ламочкина, которой я так многим обязан, Роман Ткачук!

18 мая, пятница. Поселили в гостинице Совмина. Сразу же ушел гулять и умилялся. Ходил по прежним местам. В сквере другой — уже Марксу — памятник. А ведь в центральном сквере помню еще и памятник Сталину. Зашел в садик Дома офицеров, и сразу же вспомнились первая репетиция и сбор трупп. Какой нахал, никогда не играя даже в самодеятельности, устроился артистом.

Утром рано встал, час ждал машину, чтобы ехать в Джезак. По дороге сплошные поля хлопчатника. Я еду в машине вместе со знаменитым узбекским писателем Шукрулло. Я никогда не думал, что после пленума по выдвижению в народные депутаты мои пути пересекутся с этим человеком. Шукрулло единственный, кстати, запомнившийся мне узбек в нашем многонациональном художественном радиовещании. А проработал я на этом вещании почти десяток лет. Он сидел, освободился в 54-м. Подробности из разговоров в машине: Панджекидзе, Кугультинов и он, Шукрулло, сидели в Норильских лагерях. Рассуждение его о лагерной шпане — дети кулаков. Ему говорили: "Ты недоволен советской властью?" — "А почему я должен быть ею доволен? Исключали из школы. Раскулачили родителей будущей невесты, потом она пропала перед свадьбой". Рассказывал о личности Хамида. Его руки, как и руки многих писательских начальников, в крови.

Джезак. Впечатление от города. Открытие музея и сам музей. Мое интервью русскому радио. Открытие бюста. Двоюродный брат поэта — ныне министр иностранных дел. Обед в колхозе "Москва". "Москва, Москва, люблю тебя, как сын…?" Именно здесь родился и поэт Шараф Рашидов. Рашидова помню по встречам с ним в Навои на правительственной даче. Изысканный был человек. Много слухов о его смерти. Открытие еще одного памятника. Ужин на траве. Замечательное, но очень дорогостоящее гостеприимство. А в полях с утра до вечера гнут спины женщины и дети, счастливый труд. Встреча в обкоме.

Утром читал Чаадаева. С жадностью, с огромным вниманием. Вроде бы все доказательно, но так ли все?

Вечером открытие памятника. Большая, в человеческий рост, фигура, вознесенная на платформе, на столбе. Все густо посеребрено. Поэт в тройке с заметно выступающими гениталиями. Ужинали тут же за огражденным белой материей участком. Столы выстроены квадратом, водку подавали в чайниках: "белый чай", "холодный чай".

19 мая, суббота. Боюсь, что юбилейные дни в первую очередь запомнятся непомерными трапезами. Три выступления: в колхозе "Навои", школе имени Алимжана, в пединституте и в городском театре. Мне все труднее и труднее извлекать нечто из неизвестного. Пока выяснил, что Алимжан — лирический поэт, кажется, даже переводил Есенина. В гостинице нет воды, вообще она вроде только что открылась. Дело оправдывается тем, что все здесь — площадь, фонтан, памятник, гостиница — возведено за три месяца. Здесь, как в Египте, прикажут — шапками накидают гору земли. Перед гостиницей огромная круглая площадь, на которой раньше стоял бюст Рашидова. Его сняли. Все готовилось к новому открытию. Надо сказать, что современная космическая архитектура Джезака восхищает. Это надо обязательно сделать перед глазами русских писателей. Широкий, чистый, продуваемый проспект одной стороной упирается в горы. Само ложе бюста, подставка под безделушку, сделано далеко не случайно. Использованы все архитектурные приемы, известные с древности и вызывающие чувство приниженности человека перед идолом. От гостиницы, от партера, с одетыми в камень на разных уровнях островками зелени, лестницы амфитеатром спускаются вниз к огромному низкому блюду, вылепленному, словно Дворцовая площадь в Ленинграде: гранитные ленты и розы из бледной брусчатки. А там уже пологие лестницы — для цветов — ведут на низкий холм с одиноким деревом. Великий человек неприступен в своей тайне. Пуп земли. Здесь одинокий, как орех в пустыне, стоит бюст правителя и строителя. И все это со временем разлетится прахом.

21 мая, понедельник. В 15.00 в Москве. Вылетел около 7 утра.