Дневник, 2004 год

Начал читать мемуары князя Мещерского, которые купил уже очень давно. Репутация у князя неважная, но здесь медленная по годам конструкция. Интересно, читать буду долго. Уже поначалу появляется иной образ времени и иная интонация, вместо привычной царской власти.

20 октября, среда. В шесть часов в ресторане «Джонка» проходила церемония торжественного вручения премии имени Виктора Розова. Я пошел туда вместе с Людмилой Михайловной. Все это было довольно затянуто, продолжалось часа полтора. Попутно с премией и дипломами вручалась еще медаль Розова «За вклад в отечественную культуру». Каждый из награжденных что-то говорил о себе, о времени. Говорил и каждый, кто был назначен оргкомитетом для этого вручения. А люди здесь были очень интересные, глубокие. Выросла и картина жизни, и все получили своеобразный, подпитывающий характер каждого, нравственный урок. В этом я и вижу смысл данного мероприятия. Все это было и чуть, правда. старомодно, но в этой традиционности таилась определенная воспитывающая глубина. Вообще после Клуба выходишь всегда чуть лучше, чем туда пришел.

Видел Толю Кима, Володю Бондаренко, у которого с Гусевым какая-то война, был на вечере Алексей Шорохов. Любопытно, что среди лауреатов оказалось довольно много людей, окончивших Литинститут. Даже Леванов, которого я и выдвинул на премию, в свое время я же и вручал ему диплом.

Диплом, премию и знаки «Хрустальной розы» мне вручал академик Челышев. Перед этим прямо на подмостках он шепотом спрашивал, какое у Есина имя-отчество. Сказал несколько слов о значении института и о моей роли в нем. Видимо, уцепился за слова «Дневник ректора». Испытал я в этот момент определенную неловкость, не самый любимый мною герой.

На этот раз к ответному слову я был готов. Накануне мне позвонил Сережа Сибирцев: «Готова ли нобелевская речь?» Люди характера Сережи придают очень много значения подобным событиям. И тогда я подумал: а почему бы и нет? Буквально за час до собрания я продиктовал Е. Я. эту речь. Заняло у меня это десять минут и пятнадцать минут у Е. Я., чтобы все это напечатать. Но стоял уже уверенный, потому что в крайнем случае вытащу из кармана и прочту. Все же читать ничего не стал, а просто прокатился по тезисам, получилось неплохо. Но речь все же перепечатываю.

«Я отчетливо представляю, что премия имени Виктора Розова, которая называется «Хрустальная роза» и которую вручают лауреатам как самый драгоценный приз, могла быть сделана и из другого материала, да мало ли хороших материалов в мире — из серебра, золота, даже выточена из мрамора. Но она — хрустальная, и в этом есть определенный магический смысл. Совершенно верно, слово «магический» произнесено сознательно:

И даль свободного романа

Я сквозь магический кристалл

Еще не ясно различал…

Но «магический кристалл» — это еще и прозрачное, это то, через что просвечивается наша действительность, что или уменьшает её, или увеличивает. А может быть, сквозь этот магический кристалл эта действительность начинает являться именно той, как она и существует без торжественных аксессуаров дня?

Что же видно сквозь этот магический кристалл Виктора Розова? Видно, что действительность наша, почти строго по грани хрусталя, разделилась на грустное, печальное — с одной стороны, и является такой нарядной, такой приукрашенной — с другой. С этой другой стороны, она так украшена лампочками и различными побрякушками, что просто хочется рвать (не к столу и не к месту будь сказано). Для меня эта «Хрустальная роза» означает еще и то, что поделена не только действительность, но разделена и литература. Одна литература занимается веселым, подпевает Алле Пугачевой или подыгрывает какому-нибудь подзаборному поэту; она озабочена тем, чтобы быть современной, модной, изысканной, легкопереводимой, западной и эффектной. Но есть другая литература, которая обслуживает, так сказать, другую сторону нашей действительности и в которой жизнь не кажется веселой и увлекательной, хотя и доставляет все-таки какое-то удовлетворение, так как литература — это всегда и часть нашего страдания и сострадания. Интересно отметить, что в этой печальной литературе задействованы более серьезные силы, нежели в другой. Печально пишет Распутин, печально пишет Белов, печально пишут ряд других художников.

«Хрустальная роза Виктора Розова» была организована как премия еще при жизни писателя — явление небывалое. Какой надо было иметь духовный авторитет, какое неслыханное влияние на читающую публику, чтобы это сделать, какую нужно было иметь поразительную художественную уверенность в правоте своей литературы и своего дела! Впрочем, правое дело — всегда вселяет уверенность.

Недавно одна известная писательница объяснялась с другими на телеэкране и затронула в беседе годы, проведенные в Литинституте. Этот диалог напомнил мне какую-то жуткую пантомиму, когда человек из воды кричит: «Спасите! Спасите!», а спасатель — бряк его веслом по голове. Так вот эта писательница сказала: «В институте в то время преподавал Виктор Розов. А чему, собственно говоря, он мог научить?»