Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

У Татьяны были замечательные ученики, она вела семинар вместе с Чуприниным, мы все знаем его, важного, торжественного, неглупого человека, с интересными замечаниями. Искусство всегда передается только из полы в полу, от учителя к ученику — Татьяна же передавала своим ученикам нечто другое, что иногда важнее точности просодии и энциклопедического охвата поэтического строя. Вот это другое меня в ее учениках и привлекало. И недаром сегодня, этой осенью, ее ученик Сережа Арутюнов, в качестве преподавателя института, набирает семинар. Я считаю, что после ее трагической нелепой смерти мой долг — позвать в институт ее учеников, ведь так важно для художника иметь их, преданных соратников, важнее даже, чем иметь собственных детей.

Сильным ли человеком была Татьяна. Боюсь, что "баскетболистка" имела ранимую, более чем мы предполагали, душу. Уж кто-кто, а она была хорошей жертвой запугивания или травли. Хорошо помню такой эпизод. Когда под нажимом моих "левых" товарищей я баллотировался в Московскую городскую думу, делалось всё, чтобы мне не поменять свою судьбу, не попасть туда. Но тем не менее без денег, без связей, вторгшись в эту кампанию за 15 дней до выборов, я взял второе место, хотя претендовало на него 25 человек. Для этих выборов был сделан плакат с хорошим и точным слоганом: "Думай, а то опять проиграешь". И мой портрет, и подписи моих друзей и старших товарищей, которые за меня как бы ручались: Вячеслав Тихонов, Татьяна Доронина, Виталий Вульф, Олег Табаков, Валентин Распутин, Сергей Михалков, Владимир Орлов, Виктор Розов. Татьяна тоже стояла в этом списке. Но кто-то что-то ей сказал. Кто осмыслил наше противостояние по разным лагерям? Когда плакат был уже готов, она стала звонить и передавать разным людям свою просьбу снять с плаката её имя. Сняли. "Мне с этими людьми жить!" И мне очень жаль, что на этом плакате, который висит у нас в деканате, нет ее имени.

Думаю, что она втайне долго мучилась, когда подписала одно письмо, не делавшее чести русской интеллигенции. Но что поделать? Слишком большие люди подписали этот документ. Это случилось как раз сразу после путча, письмо вошло в историю как знаменитое письмо 42-х. Писатели требовали в нем от правительства решительных действий. Среди сорока двух подписавших было пять преподавателей нашего института. Двоих — Юрия Левитанского и Татьяны Бек — уже нет. Другим я желаю долгих лет жизни.

Недаром говорят, пока живы люди — жива и память об ушедших. Там, за небосводом (я точно это знаю), меня ждет моя мать, рядом с ней моя собака, там же несколько замечательных друзей, моих родственников. И абсолютно уверен, что там мы снова сядем с Татьяной за один стол и перебросимся несколькими фразами о том, как оставшиеся на земле справляются без нас… И мы будем знать, что наши тени бродят по излюбленным местам и по коридорам Литературного института.

30 августа, вторник. Приехали ребята из Нальчика, которых нам навязало министерство сверх контрольных цифр. Говорили, что об этой "нагрузке" кабардино-балкарское начальство договорилось непосредственно с Путиным. Мы ожидали, как обычно, великовозрастных бойцов, которые будут здесь заниматься своими делами, торговать, ухаживать за девочками, а заодно немножко учиться. Но оказалось, что приехали два прелестных, лет по шестнадцать, робких и тихих паренька, а привезла их мать одного из них. Мать сейчас домохозяйка, а раньше работала продавщицей в магазине. По-русски они говорят сносно, экзамены сдавали у себя в госуниверситете в Нальчике, аттестаты средние, даже собеседование проходили там. Мальчиков обезопасили. К их делам были приложены протоколы о прохождении этого собеседования с очень наивными вопросами. Я в приемной комиссии просмотрел их дела. Вытянув шеи, ребята внимательно наблюдали за тем, как я листаю их бумаги, и пытались угадать мое от их троек и четверок в аттестатах впечатление. Когда я блицем задал им по несколько вопросов, то оказалось, что в пределах специфики их образования, а один заканчивал школу в селе, они многое знают. Один, кажется Магомед, так тот шпарит наизусть всего "Евгения Онегина". Я дал им тут же задание: мой первый день в Москве. Их отвели писать в отдельную аудиторию, про себя я решил в тексты, чтобы не портить впечатление, не заглядывать. Тут же позвонил в общежитие СИ. Лыгареву и попросил ребят устроить как следует и подальше от наших заочников, от веселой жизни и пьянки.

Днем виделся с В.А. Луковым, и потом Саша Волоховский меня снимал для книги. Саша приехал на желтом низком форде.

К четырем поехал на проспект Мира в фонд С.А. Филатова на совещание по Липкам. Ситуация с молодежью сильно поменялась и отмахиваться от нее дальше было нельзя. Главное, чтобы что-то в литературе появлялось. На столе лежали списки участников творческих семинаров с кучей молодых писателей, расписание мероприятий. В фонде довольно хорошо разработанная система привлечения молодежи. Списки предстояло утвердить. Были Кирилл Ковальджи, Чупринин, Шайтанов, Галя Седых, Роман Сенчин, Марина Вишнивецкая и другие.