Дневник, 2006 год

Сегодня же мне стало известно, что В.Е. хотел бы, чтобы из института ушел и Витя Вотинов, через которого до меня могла докатывается кое-какая информация. А Витя, между прочем, почти идеальный работник. Но есть и более простая гипотеза. Внутреннее недовольство мною. Я раздражаю уже тем, что сами раскрылись во время выборов ректора, а теперь наступило некоторое душевное волнение. Ушел крепкий специалист, Толкачев. Институт теряет доктора. Уходит, конечно, не только как человек недовольный своим заведующим кафедрой, но и как человек во время выборов написавший убийственную статью, касающуюся в первую очередь Михаила Стояновского, Алексей Лисунов. Вместо него, великолепного специалиста по Пушкину и ученика покойного Еремина, Ю.И. Минералов берет Светлану Молчанову. Вместо кандидата филологии берет кандидата искусствоведения.

Теперь о завершении Гридневского дела. Еще никого так быстро не увольняли из института. В течении суток на него подписали приказ и заставили заполнить «бегунок». Вдруг передумает!

В три часа провели очень интересную защиту, которую пришлось в отсутствии Андрея Михайловича вести мне. Это было особенно для меня трудно, потому что это — проза, значит много читать. Два диплома получили «отличие». Это, во первых, гражданка Кореи Хан Хан На. Она впервые именно с русского, а не с японского, как очень давно, и не с английского, что случалась позже, а именно с языка первоисточника, с русского перевела «Алые паруса» Александра Грина. Для меня это было особенно приятно, потому что здесь я увидел тенденцию. Еще несколько лет назад у нас какой-то парень-кореец перевел с языка первоисточника Горьковскую пьесу. Вот оно влияние Литинститута на мировую культуру. Кстати, «красный цвет» для корейцев цвет тревоги, врага, битвы. Хан Хан На перевела название, как «Красный свет парусов». Здесь все, кроме самого качества перевода, о котором знают лишь рецензенты, очевидно.

Второй отличник это Валерий Халяпин. Он ученик Седых, но стихи не стали основным в его дипломе. Это книга умного и интересного писателя, где многое сплавлено: разный опыт и воображение. Подробность: этот русский парень живет в Литве, учится у нас, преподает английский язык маленьким китайцам в Гонконге. По этой работе был небольшой спор, слишком уж парень умный, не космополит ли. Я вспомнил характеристику Николая 1 Пушкину — умнейший человек в России.

Вечером собирался на «Рюи Блаза» во МХАт, но Максим со мною не пошел, да и я устал. Позволил себе забытое удовольствие: пил пиво у Альберта Дмитриевича и ел креветок. Говорили о футболе и институтских делах Ничего подобного, чтобы не попасть в зависимость, я не позволял себе все то время, пока был ректором. Очень было вкусно. До Охотного ряда шел пешком.

Сегодня же ребята-шофера рассказали мне еще интересную историю. Под вечер прибегает Вл, Ефим. Пропал шланг. Крик: «Это вы утащили к себе на дачу или утащили на дачу к Есину». Шофера, которые как бывшие собутыльники, относятся к нему по простому, послали его очень далеко. Через двадцать минут выяснилось, что поливочный шланг взял один из киргизов, который живет в институтской столярке.

22 июня, четверг. Утром ездил в посольство, к Елене Калистратовой. Она готовит некий подарок Рексусу, так любящему гостей и публичность, к очередному празднику — на этот раз уходу на пенсию. Это будет перекидной календарь с фотографиями разных «деятелей». Каждый месяц представляет какой-нибудь деятель: то Горбачев, то, на этот раз, Есин. Лена откопала где-то славные фотографии. Рексус в поварском колпаке, а Есин робко притулился к его плечу. Лена рассказала, что в посольстве сейчас иной стиль, культурой занимаются меньше. Ничего в этом удивительного нет, видимо это мировая тенденция, и у нас культура в общественном смысле затухает, становится площе, с упором на песни и танцы. Подарил Лене «Марбург», надежд, что она роман прочтет, мало.

В три началась защита дипломов. В отсутствии А.М. Туркова, пришлось вести мне. Еще до этого Надежда Васильевна расстроила меня разговором со Стояновским. На этот раз его взволновал расчет часов для наших преподавателей. Немного, оказывается, не хватает у Рейна, немного у Рекемчука, а у меня переработка, о которой объявляли на ученом совете. Она, оказывается, может быть у Минералова, Горшкова и Гусева, а у Есина нет. А ведь в прошлом и позапрошлом году считал все тот же Стояновский. Надежда Васильевна это Стояновскому напомнила. Хотел бы посмотреть, если Кострову, Рейну и Рекемчуку уменьшат зарплату. Особенно на фоне того повышения, которое немедленно по смене режима организовали себе начальники. Как хорошо живется маленькой группке «олигархов», когда есть против кого бороться. Но мистический туман рассеивается. Где тот РУБОП, о котором М.Ю. намекнул на собрании?

После этих, так взволновавших меня, разговоров, мне передали письмо Геннадия Зареева. Это меня немножко успокоило. Боюсь, что моим аппонентам писем никогда не получать.

Дорогой Сергей Николаевич!