Дневник. 2006 год.

Еще вчера «Труд», который и при новом редакторе пока остался глубинно оппозиционной газетой, дал просторный комментарий. Здесь интервью Пиотровского и других официальных лиц. Директор Эрмитажа говорит о возможной причастности к краже сотрудников. Страстно прокомментировал все это знаменитый искусствовед и реставратор Савелиий Ямщиков. Я не могу утерпеть и перепечатываю этот комментарий целиком.«Для меня новая кража эрмитажных ценностей не стала неожиданностей. Когда в конце 90-х Счетная палата РФ устроила проверку Эрмитажа, то обнаружилось, что немало сокровищ, указанных в инвентарных книгах музея, попросту отсутствуют. А несколько выставок, составленных из шедевров Эрмитажа, гастролируют на Западе незастрахованными. А значит, в случае их утери, наша страна не получила бы никаких компенсаций. Меня тогда озадачила позиция директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, который заявил, что тогдашний зам. председателя Счетной палаты Юрий Болдырев, дескать, ничего не понимает в музейном деле. На что Болдырев невозмутимо ответил: «Я в музейном деле, может быть, ничего не понимаю, но вы предметы нам отсутствующие покажите. Где они?» Дело тогда замяли. Вскоре Болдырев ушел из Счетной палаты.

Могли бы подобную кражу совершить воры со стороны? Чтобы уголовники таскали «ювелирку» в таких масштабах из Эрмитажа – исключено. Это классическая кража «изнутри». Не хочу никого обвинять, но то, что в краже замешаны музейные работники, – сто процентов.

Лет 25 назад, когда Эрмитажем руководил отец нынешнего директора Борис Пиотровский, тот же Русский отдел музея уже был основательно обворован. Тогда следственная комиссия установила, что музейный хранитель подменил множество ювелирных изделий на стекляшки и преспокойно эмигрировал в Израиль. Мой приятель работал в этой комиссии, поэтому я знаю все из первых рук. Пиотровский старший тогда чудом удержался в директорском кресле…» У Саввы здесь свои счеты и резоны, ударным здесь является понятие династии, Эрмитаж становится семейным предприятием. И потом я невольно сравниваю: Антонову и Пиотровского. Последняя занята только этим своим делом.

Еще несколько дней назад по телефону дал интервью для немецкой газеты. Сегодня прислали мне предварительный текст, есть там и острые места. А чего мне терять? Я не Путин, я хранить тайны не умею.

Кашель у меня не проходит, пора идти к врачу.

4 августа, пятница. Бог меня подвигнул, и я записался к дежурному врачу Артемовой. Здесь хватка чем-то напомнившая мне невероятную пытливость А.Г.Чучалина. Правда, потом еще часа два я ждал рентгена. С вечера начал лечится. Большое нужно искусство, чтобы самому себе вкатить укол антибиотика. Мне прописали сразу пять снадобий. В три руки, потому что у В.С. действует только одна, два часа готовили фаршированные рисом и овощами перцы. Зато еда – блаженство.

5 августа, суббота. В Москве сырость, холод, все промозгло. У метро «Университет» у молодой грузинки купил два куста лилий, чтобы ехать простится с Сашей Щупловым. Вот и закончилось: с того момента, когда я услышал от покойного же поэта Володи Шпака о том, что есть очень интересный парень, поэт, который твердо ведет литобъединение в Жуковском, до звонка в четверг: умер Щуплов. Володя умер, так и не передав мне книгу с моим предисловием и не успев сказать мне «спасибо». Сколько потом в институте и в литературе встречалось мне выкормышей Жуковской школы.

У самого сил ехать за рулем не осталось, температура какая-то диковатая, скачками, между 35 и 37 градусов, несмотря на антибиотики, кашель меня сотрясает, везет Толик.