Дневник. 2006 год.

Пришел рановато, в зале пусто, потом появился Пиотровский. Все в том же «знаковом» черном шарфе на плечах. Поздоровались. Потом все собрались, министр без тени неуверенности начал заседание. Непривычным казенным «карандашиком» пользоваться не стал, достал собственную авторучку. Коллегия, объявил Соколов, не плановая, проводится по поручению Президента. Сначала поздравил с 70-летием Алексея Ильича Комечуа. Затем перешел к информации о бюджете. Основное – некоторое укрепление министерства, финансирование в следующем году будет увеличено на 30 процентов. На правительстве, судя по рассказу, Соколов держался уверенно и представил недостающие позиции. Министр не производит впечатление боязливого человека. (Записываю все подряд именно потому, что придаю своим дневникам гласный характер. Публике не часто приходится заглядывать на такие собрания, и позиция государства часто публике неведома.) Министерство получит дополнительный миллиард на организацию вещания в Таджикистане, на фестивали оркестров мира, на переезд Мариинки в связи с ремонтом, на случай аварийного отключения электричества в театре. Я тут же вспомнил дневник Теляковского и электрическую машину в Большом театре, которая, как оказалось потом, несколько лет не работала.

Соколов много говорил о комплексной ревизии музейных ценностей РФ. Очень аккуратно перешел к последним событиям в Эрмитаже. Вообще, судя по списку выступающих, вопрос берется шире – сохранность национального художественного достояния. Случившееся волнует не только музейных работников, но и всё общество. «Трагический инцидент» – так на Совете музеев определено произошедшее. Еще когда Совет собирали, я подумал, что это умелая амортизация. Соколов говорит об розданных к коллегии справках, в том числе и об утратах, просит не повторяться.

Занятная максима: «Любая проверка в сфере культуры воспринимается с обидой».

М.Е. Швыдкой – первый докладчик. Начал с реакции прессы, которая, по его мнению, неадекватна. Произошедшее, можно определить как частный случай. В самом инциденте для М.Е. многое непонятно. Непонятна и коллективная истерика. На кону, дескать, репутация корпорации. В 91-м, когда рухнул железный занавес, музейщики оказались в иной ситуации. Открытость несла с собой и соблазны? Говорит, что в настоящее время при работе с персоналом, принимая их на работу нужно заводить «базу». Фигура заместителя по кадрам в музее – должна стать ключевой. (Здесь меня передернуло.) Дальше – разумный тезис: у нас хорошие инструкции, но их нужно выполнять. (А кто, собственно, говоря, за этим должен следить?) В Эрмитаже мы обнаружили, продолжал М.Е.Швыдкой, что инструкции не выполняют. Если человек работает в музее 30 лет, в сумку к нему охрана не полезет. Конструкция житейской случайности была представлена М.Е. прекрасно. Он очень опытный докладчик, информированный, умеет создать настроение. Но – дальше: в стране за все время простроено всего два специальных фондохранилища. (Третьяковка и Эрмитаж). Это серьезно, это отношение государства к ценностям и культуре и неготовность самой культуры требовать что-либо от государства. Большинство фондохранилищ –не специально построенные и оборудованные здания, а церкви и памятники культуры. За последнее время было построено и введено в действие не больше 10 музеев. В охране мы сосредоточены на периметре, а внутри охраняемой зоны вещь перемещается свободно. Методика учета и хранения такая же, как во Франции и Германии, не хуже. Но музейный хранитель сейчас получает по 6-му разряду, как кладовщик. Поэтому всех хранителей сделали научными работниками (14 разряд). Очень важный тезис: художественная вещь, попавшая в музей, теряет свою денежную стоимость.

То, что говорит Швыдкой, казалось бы, точно и справедливо, но есть ощущение и другой правды. Я полагаю, что реакция прессы, на которую Швыдкой жаловался, это понимание вилки между тем что много лет говорит этот чиновник о культуре и самой культурой. Точно так же пресса интуитивно начала относиться к Пиотровскому: очевиден зазор между его жизнью с выставками по всем странам мира и рутинной работой, которая идет в самом Эртмитаже.

О выставках, упреки в обилие которых пресса бросила и Пиотровскому, Швыдкой тоже говорил правильно: это, дескать, мониторинг, подтверждение подлинности произведений. Но если хорошо хранить, для чего подтверждать? В заключении М.Е. Швыдкой нажал на цифры: раньше, дескать, в музейном отделе Минукульта СССР работало 70 человек, а вот теперь, в агентстве, у него только четыре. Но ведь было 15 республик, и наверняка был у каждой куратор, и потом ты столько лет этим занимаешься, борись. Или признавайся, что не можешь.

Я умышленно переношу выступление Б.А.Боярского руководителя Росохранкультуры в самый конец, потому что здесь поиск других причин.