Дневник.2007. Первая половина

Мне на сцене, как и всему жюри, подарили замечательные, с резиновыми подошвами, валенки. И сделали очень вовремя, сидя на первом ряду, где, я уже знал, по полу свищет ветер, я чувствовал, что замерзаю и заболеваю. На сцену я вышел в своем новом зайцевском костюме, в пластроне, жилете и бабочке, которая единственная может закрыть несвежую шею, и в носках, чтобы тут же в валенки забраться. В следующем отделении мне подарили еще и какую-то теплую кацавейку и шапку с хвостами. Теперь, выходя на даче на крыльцо, я могу обращаться к соседям: «Ну, что, посадили ли огурцы, холопы?» Из деталей: во время представления попечительского совета, когда объявили композитора Исаака Шварца, живущего здесь поблизости, в Сиверской, то зал отчаянно захлопал, а потом и встал. Это иллюстрация к так называемому антисемитизму, о котором любят писать наши писатели второй руки и журналисты. Позже в лифте мы обменялись с Левой Аннинским по поводу тем погромов, антисемитизма и прочей гадости, о такой готовностью выплескивающихся на страницы нашей либеральной прессы?

Телевидение с утра до ночи говорит о выборах в местные органы самоуправления. В Ленинграде и области все начальство ушло «в отпуск», теперь на сцену выходят лишь замы, все начальники ищут второго срока. Я снова пишу Олегу Павлову предвыборную статью.

26 февраля, понедельник. Утром до обеда два документальных фильма: один – любовные письма Ильи Ильфа к жене, другой, «Два портрета на фоне эпохи», – Олеша и Зощенко. В обоих, крепкая рука режиссера и советская власть, что-то не додающая художнику. Документальные кадры, составляющие то, о чем Уайльд пишет, как о, может быть, основном в искусстве, и фон – привычные. Иногда мне кажется, что одни и те же кадры – особенно быт – ходят из одной картины в другую. Все очень чисто по смыслу и интонации, все нитки подобраны, но в обоих фильмах ощущение некоторой искусственности. Фигуры взяты не в кипении жизни, не выхвачены, а как бы выращены в колбе с этими самыми документальными «кусочками». Вы уж извините, что было на рынке, что дали.

Фильм Цимбала, правда, расставляет точки над i: один хотел нравиться власти, кипел стать классиком, «продался» черту и закончил жизнь в нищете – это эстет Олеша. Показательны здесь отношение к Шостаковичу, с которым Олеша приятельствовал, а потом предал, и твердое ощущение правоты своего вкуса и своего ощущения мира у Зощенко.

В фильме об Ильфе слишком много совсем бытового. Это, конечно, история любви. Здесь есть невероятная верность, ускользнувшая сейчас из нашей жизни верность «единственной». В этом смысле все уникально, но много и проходного в словах, просто быта, просто писем. Правда, в каждом почти письме есть один-два обжигающих речевых оборота, когда становится видно: пишет писатель. Фильм озвучен Сашей Ильф, ее такой дорогой для меня голос. Любопытно – то привлекательное и неожиданное в поведении и манерах, что меня в ней поражало, непохожее на ее подруг с Полянки и из Дома на набережной, – это от мамы, одесской казачки.

Днем видел большой игровой детский фильм «Дюймовочка», поставленный знаменитым режиссером-сказочником. Мне показалось, что эта маленькая и очень простая сказка чудовищно усложнена за счет эльфов «разных национальностей», летающих на манер Винни Пуха. Хотя сам взрослый их предводитель Филозов очень недурен. Два есть чудных эпизода: с Жабой и Жабенком (Светлана Крючкова и ее сын) и Мышью и Кротом (…….. и Леонид Мозговой). Это само по себе очень значительно.

Позже был большой вечер, на который я пошел, хотя обычно на подобные мероприятия не хожу, – презентация двенадцатисерийного фильма Игоря Черницкого «Юнкера». Сам фильм или хотя бы одну его серию, склеенную и отмонтированную, не показали. Большое количество роликов и нарезка кадров. Потом следовал актерский номер. Дай Бог, чтобы все получилось и, видно, уже получилось, и будет народом смотреться. Но та же тема, что и у Михалкова в «Сибирском цирюльнике», хотя, очевидно, меньше культуры, денег, знания быта эпохи и пр. Большое количество на экране привычных оборотов в поведении актеров. Но работа огромная, похвалим дерзость.

Особая роль здесь музыки и песен, сочиненных Колей Романовым. Лучше было бы для фильма, если бы здесь был известный композитор. Поет он сам, конечно, превосходно, но все равно в музыке все время прорываются привычные ходы. Особо надо говорить, видимо, о двух актерах – Богдане Ступке, с его невероятным внутренним темпераментом, и о брате самого Черницкого, Юрии – у того тоже замечательный внутренний ритм.

Я говорил со сцены почти в самом начале. Вспомнил институт, наше знакомство, пожелал, чтобы получилась не одна серия, а все 12 фильмов.

Продолжаю настойчиво читать Людмилу Улицкую. Я еще, конечно, буду приводить из нее разные эпизоды, но все же должен сказать, книга превосходная. Над ней хочется думать.