24 октября, суббота.
Опять не выспался, потому что перед сном, уже в постели, легкомысленно взял в руки новый том Журнала Андрея Мальгина и, естественно, утонул. Так и плавал до трех часов, а встаю я, как по будильнику, в семь. Как я уже писал, у Мальгина другие интересы и другая структура, нежели у меня. Он много бродит по Интернету, я туда не залезаю, довольствуясь тем, что меня окружает, хотя должен сказать, все постепенно бледнеет. Вот и сегодня не попал на 80-летие Александры Николаевны Пахмутовой. Звонил поздно вечером Леня Колпаков: они с Юрой Поляковым там, ах, моя постоянная читательница! Но у Мальгина все же есть некоторые особые вехи, своеобразные точки, за которыми он пристально наблюдает. В этом он не одинок, у меня тоже есть пристрастия. Во-первых, что вполне естественно, свое собственное творчество. Он ведь тоже от нашего сообщества кое-что недополучил. Во-вторых, это люди, с которыми у него возникли особые отношения. Покойная Политковская, с которой учился на факультете журналистики. Кстати – из Журнала Мальгина – фамилия у покойной была Мазепа. Похоже, Мальгин, вообще, недолюбливает отдельных правоохранителей за их двоедушие. Суть и внешняя порядочность и внешняя же благость. Так вот, в этом ряду находится и покойный уже Анатолий Игнатьевич Приставкин. Это понятно, но только тому, кто в курсе всего запутанного клубка отношений. Пишу об этом, потому что и сам отчасти некоторые страницы своего дневника посвятил этому герою. И конечно, у Мальгина старые счеты с нашими органами. Здесь он проявил просто поразительную осведомленность и накопал удивительные факты. Не хочется у своего друга подворовывать, пройти тоже не могу. Чуть-чуть по персоналиям. Причем, каюсь, Ягода и Ежов – это мой изысканный интерес к этим вождям, как и интерес, который я проявлял прежде к фигурам ленинских соратников Зиновьева и Троцкого. А вот остальные – это уже писатели, всем этим я собираюсь дополнить и мой «Марбург», и «Смерть Титана», и «Твербуль». А может быть, я исторический писатель? Отсылаю к мальгинскому Журналу, там они все: Ягода, Ежов, Лиля Брик, Маяковский, Фадеев. Уже во второй половине дня просмотрел новый выпуск «Портрета несуществующей теории». По сравнению с предыдущим, здесь есть замена. Вместо «Техники речи» идут «Попутные мысли». Книжка, кажется, получилась, здесь есть и А. Варламов и очень славная статья С. Толкачева. Здесь же «на новенького» и наш сомнительный по возрасту молодняк: С. Арутюнов и А. Михайлов.
25 октября, воскресенье.
Опять чуть ли не все утро читал Александра Карелина, кое-что правил и вырабатывал стратегию обсуждения на семинаре. Еще раз задумался, как сильно платное обучение снизило общий институтский уровень. Еще до того, как вышел на улицу разгребать листья и носить землю из компостерной ямы на грядку, прочел небольшую брошюрку гениального композитора Рихарда Вагнера, изданную нашими патриотами. Брошюра посвящена еврейскому вопросу и музыке. Видимо, здесь было известное беспокойство по поводу популярности в его же время музыки Мейербера и Мендельсона-Бартольди, но кое-что в этой брошюре заслуживает хотя бы размышлений. Вагнер, во-первых, констатирует: «глубокое, внутреннее нерасположение ко всему еврейскому, которое всем нам знакомо…». Или: «…отрицательное отталкивающее впечатление, которое производят на нас евреи, гораздо естественнее и глубоко сильнее нашего сознательного стремления избавиться от этого настроения». Или: «То обстоятельство, что новое искусство приняло еврейский оттенок, слишком бросается в глаза, чтобы это надо было утверждать». Дальше две фразы, по крайней мере, интересные: «Евреи говорят языком той нации, среди которой они живут, но говорят, как иностранцы». Это не всегда так, но русскоязычная проза, как правило, бесстилевая. «Одинокие со своей национальной религией, одинокие как племя, которое лишено почвы и которому судьба настолько отказала в развитии внутри себя, что даже его собственный язык сохранила лишь как мертвый». Дальше Вагнер говорит о том, что сама исконная еврейская речь (здесь он некорректно употребляет понятие «перепутанной болтовни») «делает евреев неспособным к художественному словесному выражению своих мыслей и чувств, и эта неспособность особенно резко должна проявиться там, где нужно выразить высшую взволнованность…». Но речь здесь идет все же о пении, а не о литературе.Во-вторых. «Образованный еврей произвел невероятнейшие усилия, чтобы лишить себя заметных признаков своих низших единоверцев. Во многих случаях он даже признавал целесообразным действовать путем принятия христианского крещения, лишь бы только уничтожить все следы своего происхождения».
Теперь, собственно, о «музыке, которой, в отличие от иных искусств, легче всего научить». Вот это бы надо запомнить, я как человек музыкально слабо одаренный, всегда полагал по-другому, но здесь говорит эксперт.