Дневник

На третий день Таданобу и другие служители дворца устраивали пир в честь новорожденного. Начальник правой стражи преподнес государыне праздничную еду, столик из благовонной древесины аквилярии и серебряные миски. Но я их не успела рассмотреть. Тюнагон Минамото-но Тосиката [960—1027] и советник Фудзивара-но Санэнари [975—1044] преподнесли одежду и постельное белье для новорожденного. И обивка ларца для одежды, и полотно, которым он был покрыт, и ткань, в которую были завернуты сами одежды, и покрывало для столика с подарками были обычного для таких случаев белого цвета, но, тем не менее, во всем ощущался и собственный вкус. Сдается мне, что остальные приготовления прошли под началом управителя земли Оми – Такамаса. Высшие сановники сидели в западной галерее восточного крыла, расположившись в два ряда с севера на юг, а места остальных придворных находились в направлении с запада на восток в южной галерее. Ширмы, украшенные белым узором, были обращены лицом наружу и стояли вдоль бамбуковых штор, что отделяли галерею от залы.

XVII. 15-й день 9-й луны

Ночные празднования на пятый день после рождения принца устраивал Митинага. Ночь выдалась безоблачной, ярко светила луна. Слуги разводили огонь у кромки берега озера, расставляли подносы с лепешками из риса и красной фасоли. Их болтовня и суета придавали празднику оживленность. Другие же слуги стояли со светильниками так часто, что было светло, как днем. Там и сям, в тени скалы или же под деревом, располагались люди из свит сановников, источавшие улыбки и довольство, сообщавшие друг другу, как они тайно молились о благополучном рождении принца – сиянии, явленном миру. Да и люди Митинага, даже те из них, кто достиг лишь пятого ранга, сновали повсюду, раздавая поклоны, будучи уверены, что удача не обошла их.

Как только отдали команду поднести угощения для государыни, появились восемь одинаково одетых в белое придворных дам с белыми подносами. Их волосы, зачесанные назад, были перехвачены белыми лентами. Государыне прислуживала Мия-но Найси. И всегда-то она выделялась удивительной привлекательностью, но сегодня, когда ее перевязанные белой лентой волосы ниспадали на плечи, она была особенно хороша. Я видела ее лицо вполоборота. Скрытое отчасти веером, оно выглядело удивительно красивым.

Восемь придворных дам с зачесанными назад волосами – Гэн-сикибу, Кодзаэмон, Кохёэ, Таю, Омума, Комума, Кохёбу и Комоку – были молоды и хороши собой. Они расположились в два ряда – друг против друга – и являли собой достойное зрелище. Их прически были обычны для тех, кто прислуживал государыне. Ввиду особой важности случая выбор пал на самых красивых, и те, кого обошли стороной, пребывали в отвратительном расположении, духа, жаловались, плакали от досады – выглядели, словом, смешно.

Более тридцати дам, занимавшие пространство в два пролета между опорами зала, к востоку от помоста, являли собой живописное зрелище.

Служанки внесли праздничную еду. Перед ширмами, которые отделяли ванную комнату от боковой двери, поставили еще одну обращенную к югу, и еду подали туда – на двух белых столиках. Шло время, и в ярком свете луны я наблюдала за слугами и служанками, кухарками и причесницами, уборщицами, лица которых я видела впервые. Были там и другие, может быть, ключарки – одежда, румяна и гребни смотрелись грубовато, но вполне соответствующе торжественности происходящего. На восточной веранде, вплоть до входа в коридор, люди сгрудились столь тесно, что не протиснуться.

Теперь, когда столы уже были накрыты, придворные дамы уселись возле бамбуковых занавесок. Пламя светильников ярко освещало всех, но наряд госпожи Осикибу особенно бросался в глаза – ее шлейф и короткая накидка были украшены вышивкой с видом местечка Камацубара, что на горе Осио. Таю-но Мёбу пальцем не пошевелила, чтобы украсить свою накидку, но на ее шлейфе красиво серебрилась волна. Не что-нибудь из ряда вон выходящее, но – красиво. Рисунок на шлейфе Бэн-но Найси был отмечен поистине редкостным вкусом: журавль на серебряном берегу моря. Мысль о том, чтобы поместить вместе журавля и ветвь сосны, соперничающих друг с другом в долголетии, показалась мне очень удачной. Украшенный серебряными накладками шлейф госпожи Сесё выглядел не столь впечатляюще, и люди втихомолку судачили об этом.

В эту ночь государыня выглядела столь привлекательно, и мне хотелось, чтобы ее обязательно увидели другие. «Этот мир никогда не видел ничего подобного», – сказала я, сдвинув ширму, за которой сидел монах, находившийся на ночном дежурстве. «Замечательно, просто замечательно», – откликнулся он, оставив молитвы и довольно потирая руки.

Сановники покинули свои места и собрались на мосту. Вместе с Митинага они играли в кости. Было неприятно смотреть, как каждый стремился заполучить писчую бумагу, предназначавшуюся победителю.

Подошло время и для песен. Песню нужно было возгласить, когда тебе подносят чарку с сакэ, и мы шевелили губами, думая, как бы сказать поудачнее. Я сложила так: