Дневник

15 апр. (…) # Обедаю у Ц.И. (…) # Приходит В.А. Твардовская. У них в инст[иту]те начальство против одиночек и за «бригадный метод», т. е. против инициативы в выборе тем (у нее — Катков)^[91]. Слух о каком-то сообщении[и], будто новый роман Солженицына хотят у нас печатать. Никто не верит (польское радио через Ю.А.) # Роман этот по словам В.А. не очень понравился Твардовскому: почвенничество, сильная патриотическая Россия и т. п.^[92]. Он однажды сказал: — Если бы я был евреем, то стал бы сионистом… Он уважал Эренбурга за то, что тот не забывал, что он еврей, и презирал Маршака за то, что тот старался это спрятать. ##

16 апр. (…) # Все последние ночи яркие сны. Чего только не снится. А.А. Ахматова, приехав в Загорянку, подписывает мне свою книгу отрывком из «Реквиема»: «И если когда-нибудь в этой стране»^[93]. Сны с Эммой. Ищу для нас такси на улицах незнакомого города. Такси нахожу, но ее теряю. Еще сон: Мила Вит-к[овская] сидит у меня на руках^[94]. Сегодня во сне долго и связано высказываю В. Шкловскому свое мнение об Эйзенштейне и о нем самом…^[95] # (…) # Под вечер покупаю коробку шоколадных конфет и еду к Н.Я. М-м. У нее предпасхальная уборка: некий священник из Пскова отец Сергий с женой, какие-то обычные убогие девицы, Варя Шкловская^[96]. (…) Всего одно время набралось 15 человек. Чай, черный хлеб, поджаренный на оливковом масле, мои конфеты. Дамы пьют водку. Разговоры о том о сем. Н.Я. в хорошем настроении. Потом я удираю в спальню и сидим там с Колей Панченко^[97] (…). Я ухожу первым в начале одиннадцатого. # (…) # Вышел на ночную Н. Черемушкинскую, где много раз ночью ловил с Эммой такси и острая тоска сжала сердце. Потеря все больнее с каждым днем весны. # И как всегда отступает все плохое и помнится только хорошее. # Уговорился с Н.Я. что приеду скоро к ней днем, чтобы спокойно поговорить не на людях. # Н.Я. уже бранит Рожанского, в котором души не чаяла^[98]. Как она изменчива к людям. Я так долго держусь в друзьях наверно потому, что редко видимся. # Кажется, она стала регулярно ходить в церковь. Язык не повернется осуждать ее, но мне это чуждо совсем. ##

20 апр. Вчера ездил на машине на дачу. Отвез папки с дневниками (…).

22 апр. Ездил на такси на дачу. Опять отвез много папок и книг и стеганое одеяло и даже бутыли с рябиновой настойкой, для которой за всю зиму не нашлось употребления. Уезжал оттуда в дождь. Похолодало. # (…) # Франц. газеты сообщают, что Полет Годдар, вдова Ремарка^[99], передала издателям его неизвестный роман «Тени в раю», полу-автобиографический^[100]. Любопытно. ##

23 апр. Журнал «Театр» вернул мне пьесу с кратким письмом о том, что она не показалась редакции «интересной для публикации». Подпись: О. Степанова. # Сколько ни меняется в этой редакции редакторов, их отношение ко мне весьма устойчиво. # Я этого ждал по некоторым намекам Г.М. Литинского^[101]. И тем не менее — неприятно. # (…) # Днем в лавке, потом обедаю в ЦДЛ с Костей Ваншенкиным, Л. Гинзбургом и Б. Ямпольским^[102]. # Ваншенкин, прочитавший «Встречи с Пастернаком», очень меня хвалит. — Как хорошо написано! За каждым словом картина, мысль… Почему-то мне его похвала приятнее других. Наверно потому что сам Костя другой. Не лучше прочих, а именно другой — он не интеллигентская косточка, так сказать. Его рассказ о заседании правления ССП, когда исключали Б.Л. Он думает, что был момент, когда Поликарпов хотел все переиграть^[103]. Он спросил Твардовского, Рыленкова^[104], Ваншенкина и С.С. Смирнова^[105] в перерыве их мнение, как быть, и они все сказали, что нельзя исключать. Он пошел звонить Суслову, но не нашел того, а на себя взять новое решение побоялся. Против выступили: Твардовский, Грибачев (могут быть неприятности за рубежом), Ошанин (тоже) и кто-то еще. Яростно требовала исключения Вера Инбер. А на общем собрании, которое рьяно проводил тот же С.С. Смирнов, против голосовала одна Аллилуева и негодовала, что он объявил, что «принято единогласно». Но некоторые с голосования ушли. #

24 апр. Непрестанная, тупая (а иногда и острая) тоска. Вижу Э. во сне^[106]. # (…) # Послал письма Э. Войтоловской^[107] и Н. Шейко^[108] и открытку Шаламову. # Меня, однако, здорово задел отказ журнала «Театр». Я становлюсь чувствительным. (…) # Вечером звоню Ирине Ильин[ичне] Эренбург и иду к ней. Туда приходит Нат. Ив. Столярова^[109], импровизированный ужин за маленьким столиком в кабинете, где все — от полок книг до мелочей — обстановка кабинета Ильи Григ. # Не удается протолкнуть <ни> фильм об Эренбурге (саботирует Головня)^[110], ни книг. Готов сборник для Библиотеки поэта [но комментатор книги, некий Ландау, после обыска, покончил самоубийством; его материалы и рукописи забрали^[111]] отказались их выдать И[рине] И[льиничне] и заявили, что передадут Лесючевскому как директору изд-ва «Сов. пис-ль»^[112]. Пока они недоступны. #