Дневник

2 марта. (…) # (…) Индия и Бангла-Деш наши единственные друзья в Азии. В Иране расстреляли 6 коммунистических лидеров. Весь мир говорит об этом, а наша печать набрала в рот воды. # (…) # Слух о возможности высылки за границу Солженицына. Он идет от его приятеля Л. Копелева. # (…) # Прочитал в «Театре» новую пьесу Арбузова «Этот старый, старый дом». (…) Я предпочитаю такие пьески его надуманным и претенциозным «главным» пьесам вроде «Выбора»^[85]. Это почти ремесленно, но уж лучше такое ремесло, чем безвкусные и неумные комедийки Рязанова и Брагинского^[86]. # Их последний сценарий «Старики-разбойники» глуп, неправдоподобен, мелок, несмешон. Только реномэ удачливости заставило его утвердить и печатать. # А ведь Рязанов способный человек! # (…) # Премьера, как ни верти, через три недели. Столько ждал и — как-то перегорело. И еще эти последние споры с Е. Симоновым… # Март! Мой месяц! # Посмотрим! ##

6 марта. Утром заходит Лева. У него папка с письмами Паустовского к Фраерману^[87]. В них два пронзительно-умных наблюдения: уничтожающее о К. Симонове (1942) и, увы, о Гайдаре в Ялте (1938 г.). В связи с Симоновым он говорит о «военном карьеризме», о «добыче счастья и чинов» во время народной трагедии; о Гайдаре сокрушается о его пьянстве, из-за которого тот деградирует. Он заключает: «по-моему, Гайдар уже конченный человек». # Вечером в ЦДЛ на обсуждении юриных повестей (…) # Неприятный осадок после разговора с А. Рыбаковым о Шаламове. [Рыбаков] считает теперь Шаламова «негодяем»^[88]. (…) # Послезавтра «женский день». Ночью улицы уже полны пьяной молодежью. Подвожу девушку, пьяную, с разбитым лицом и почему-то с острой болью вспоминаю Э. #

7 марта. (…) # Бибиси передало сегодня «Завещание Надежды Мандельштам». (…) # Я не ответил на письмо из ЦДЛ о праздновании моего «юбилея». В Союзе я не персона-грата и почестей по третьему разряду не хочу. (…) ##

8 марта. В «Лит. газете» статья Бровмана^[89] об юриных повестях (…). # Дела его хороши, но он нервен и неудовлетворен. Ему хочется и официальной признанности. Я ему объясняю, что нельзя одновременно и писать правду, и желать всеобщего восхищения. Он умный человек и это понимает, но нуждается в напоминании. #

10 марта. (…) # Пять «советских интеллигентов», якобы получивших разрешение уехать в Израиль, перед отъездом опубликовали в «Таймс» письмо-обращение к «советской интеллигенции» с призывом бороться с расширением «реакции» в СССР^[90]. В письме говорится, что «готовится новая кампания против Солженицына», «лежит с инфарктом лишенный всех званий Галич» (!), «умирает в тюрьме Петр Григоренко»^[91], под угрозой П. Якир и т. д. Подписи такие: Юрий Глазов, Юрий Титов, Александр Вольпин (Есенин?)^[92] и еще два имени я не разобрал. #

11 марта [АКГ в Вахтанг. театре на прогоне спектакля] (…) # Неужели — удача? Даже не верится. # (…)

12 марта. (…) # Вспоминаю: какая же по счету это моя премьера в театре? # «Давным-давно», «Бессмертный» «Новогодняя ночь», «До новых встреч», «Первая симфония», «Ночное небо», «Украденная жизнь» — 7 премьер. Значит — 8-я. # Из них я хотел бы издать 6 пьес (кроме «Бессмертного», написанного в соавторстве, и «Украденной жизни», являющейся свободной переработкой японской пьесы). И к ним прибавить «Путь в Миссолунги», которая не ставилась. А из киносценариев: «Зеленую карету» и «Невероятного Иегудиила Хламиду». (…) #

17 марта. Вчера спектакль смотрела труппа и Худсовет. (…) # (…) После долгие вызовы. Я не хотел выходить, так как прослезился во время финала и мне было неловко выходить с мокрыми глазами, но пришлось. Я был и смущен, и сконфужен из-за этого. # Начальство приняло спектакль более сдержанно, чем сами вахтанговцы, похвалили с оговорками (…)