Дневник

28 авг. (…) # Слушал текст речи Солженицына. Мысли верны, но тон ее фальшив. Стилистика неестественна и манерна. У С-на плохо с литературным вкусом. Словно он говорит не от себя, а от кого-то напыщенного и велеречивого. И поэтому даже то, что верно (о «Мюнхене», например), вызывает отталкивание и раздражение. # Может быть, в переводе это все незаметно и производит иное впечатление. Но шум поднялся большой. # (…) # Давно не видел Б.Н. Но почти всегда было, что я первым звонил ему и, когда я не звоню, он и не почешется разыскать меня. А он меня любит. Что это? Так все избалованы сервисом (телефон), что обойтись без него не могут. Нет, я отныне только для Ц.И. и Гариных делаю исключение, звоню первым (не считая, конечно, дела). #

29 авг. (…) В «Моск. правде» некролог К. Бауману, бывшему секретарю московской парторганизации. Много хороших слов, но не говорится, как и когда он умер. А его расстреляли в 37-м году^[45]. Лучше десять неурожаев и любые недостачи, но этот страх перед правдой оскорбителен и непереносим. # (…) # Письмо от В. — как ни в чем не бывало. Ответил сдержанно. #

31 авг. Вчера днем уехал в город. Лавка^[46]. Там пустота. Встреча с Шаламовым. Он переехал на новую квартиру, на Васильевской^[47]. Дом, где он жил, сносят. Книжка его вышла, но тираж лежит в Туле, где она печаталась. Лето, отпуска, не вывозят. Он еще хуже слышит, чем раньше. # (…) # Драматург Вампилов утонул, купаясь. Он еще не имел большого успеха, к нему все относятся хорошо и жалеют. # (…) # Весь день необычная тоска, какие-то дурные предчувствия. Я живу бездарно. # (…) # Сегодня утром вернулся на дачу. #

1 сент. Солнечно и прохладно. # Так как в ЦДЛ парикмахер в отпуску до 26 сент., набрался мужества и пошел стричься здесь в Загорянской. Обычно я стригусь здесь раз в год, когда обрастаю до неприличия. Хорошо или плохо, но постригли. (…) # Тоска. # Сквозь нее пробивается желание написать зрительскую пьесу, т. е. пьесу, которая бы увлекала и нравилась. # (…) [по Бибиси узнает, что Фишер выиграл матч] # Читают полный текст речи Солженицына. Читает мой коллега по 15-й камере Лубянки Коля Рытьков^[48]. Читает он плохо, слишком все подчеркивая и выделяя. Но текст речи полностью кажется лучше, чем ее пересказ: есть детали и нюансы, которые исчезли в адаптации. #

4 сент. Утром приехала Эмма. # (…)

6 сент. Вчера обедали с Э. в ЦДЛ, потом смотрели «Молодость театра». # В ЦДЛ к нам подходит Юра. Он какой-то жалкий, что-то лепечет, что я его бросил. Я сдержан. (…) # Идем пешком в театр. Впервые сижу во 2-м ряду. Театр полон. Успех. Эмма поражена Кацинским^[49]. # [по радио АКГ узнает о мюнхенской трагедии на олимпиаде — нападении арабских террористов на израильскую команду] В числе убитых евреев — два недавних эмигранта из СССР. # (…) # Эмма возится по дому. Поздно вечером она уедет. Тень ссоры, но берем себя в руки. # Потом все мирно и дружно. ##

7 сент. Эмма вчера уехала поездом № 26. Я уже без четверти двенадцать был в Загорянке. # Прощались элегично, тихо. У нее с октября начнется Институт. Она волнуется. #

10 сент. (…) # Дописываю ночью в городе. # Долго колебался: ехать ли на спектакль, и поехал, хотя сейчас жалею. (…)

11 сент. (…) # Вспоминаю: что-то новое было в последней встрече с Эммой. То ли то, что она впервые, кажется, не пыталась объясниться? То ли что звала меня приезжать в сентябре в Ленинград? Но даже не знаю — рад ли я этому. Другого более подходящего момента для примирения не было, пожалуй. # Слышал в ЦДЛ, что какая-то высшая инстанция не утверждает исключения из партии Б. Окуджавы. Неужели «писателей» поправят партчиновники? Стыд какой! #

13 сент. (…) # Да, почтой пришла от Шаламова его новая книжка «Московские облака». Но я еще не посмотрел ее. # (…) # Радио сообщает об аресте в Москве Виктора Красина, уже побывавшего в ссылке^[50]. #

15 сент. (…) # Говорят, больше всего суетился при исключении Окуджавы С.С. Смирнов. Он и при исключении Пастернака тоже был необычайно активен. Двойственная, но очень типичная фигура. С одной стороны — Брест, реабилитация многих бывших пленных, репутация порядочности, а с другой стороны — вот эти и другие — явно непорядочные поступки, старательная угодливость. Я знаком с ним (по ЦТСА) и он всегда видя меня вытаскивает на лицо слащавую улыбку, но не дай бог встретиться с ним на узкой дорожке. Иногда мне кажется, что его старанье в обличении Пастернака, Окуджавы и др. вовсе не от политики, а от литературной зависти маленького Сальери. (…) # Все радиостанции мира теперь передают текст нобелевской речи Солженицына. Невольно слушаешь снова и снова. Бесспорно есть честные горькие мысли, но ужасна стилистика. «Неоттирные слезы» — какая безвкусица! Это можно извинить какому-нибудь митрополиту Антонию, но не писателю с мировой славой. # Бибиси передает, что Амальрика перевели из магаданской тюрьмы в Лефортово^[51]. В сталинские времена это обычно означало переследствие и большой срок или расстрел. А теперь? #