ДНЕВНИК

То и дело натыкаемся на нашу границу. В одном месте граница вбилась клином в норвежскую землю, разорвав реку, которая была в этом районе основным средством связи. Дело в том, что на левом, норвежском берегу оказалась заброшенная православная церковка XVI века, ну и разве могли наши власти, исполненные чистой веры, глубокой религиозности и уважения к историческому прошлому святой Руси, оставить Божий дом в руках басурманов? Но здешние люди, похоже, верят в чистоте души этой наглой и лицемерной лжи.

А все-таки слаб человек без родины. Я это понял по Алексею – какой-то он хилкий, непрочный,- по тому, что слышал о наших беженцах и высланных. С другой же стороны, я это понял по отношению местных людей ко мне. «Пока есть такие люди, как вы, Россия не погибла» – и робкое, искательное заглядывание в глаза. Конечно, тут было личное отношение, я им пришелся по душе, что редко бывает, но мое обаяние хорошо подкреплялось бесстрашной пехотой, мощной артиллерией, танками, авиацией, очень окрепшим флотом и всей термоядерной мощью самого вооруженного в мире государства.

Ночное Осло в канун отъезда. Белые статуи в парке возле ратуши, блеск луны на воде, тихие суда, крапы, дисциплинированные молочные норвежские хиппи, две страхолюдные, никому ненужные, очень вежливые проститутки у ювелирного магазина, ссора двух педерастов у Шануара, фантастический автомобильный магазин, где на залитых таинственным светом кругах медленно вращаются дивные автомобили, воплощающие высшую красоту современности, омерзительный пьяный негр, затеявший яростную склоку с кротким таксистом, боящимся его везти, королевский дворец без ограды да и без охраны, в парке, полном белок, загаженные голубями бронзовые Ибсен и Бьёрнсон перед Национальным теат-

275

ром и грустная радость оттого, что всё это было в моей жизни, было и уходит, уже ушло…

1 ноября 1972 г.

Ильин опять напомнил о себе после короткого перерыва. На этот раз, чтобы сорвать мне поездку в Колумбию – Венесуэлу с заездом в Нью-Йорк. Какой неугомонный, неленивый, душный и гнусный человечишко! И хорошо, истинно в духе времени, защитил меня оргсекретарь «большого» Союза писателей Верченко. После двух дней изнурительной беготни, звонков, надежд и томлений вот, что я услышал:

– Группу сократили и вас, как не имеющего отношения к ССОДу отвели.

Группу сократили только на меня, но я-то как раз имею прямое отношение к ССОДу в отличие от прочно оставшегося в группе Холендро. Я активный член Правления Общества СССР – Нигерия и всего лишь три дня назад провел там литературный вечер для африканских студентов. Верченко не дал себе труда выслушать, что я ему говорил при первой встрече, объясняя сложившуюся ситуацию. В одно ухо впускал, в другое выпускал. Невольно начинаешь уважать Ильина, тот врет квалифицированно, убедительно, он работает над своей ложью (над формой и содержанием), а этот мешок с мокрым дерьмом ляпнул первое, что пришло в его рассеянную башку. Когда я сказал ему, как обстоит дело, он растерялся, заморгал глупыми хитрыми глазами и стал расспрашивать ни к селу, ни к городу о встрече с африканскими студентами. Тут вошли три широкомордых якута и стали его взасос целовать. Он скрылся в их объятиях, потонул в поцелуях, надеясь там отсидеться, но я не уходил. Тут якуты заметили меня и хотели тоже расцеловать, но я не дался. Тогда Верченко поступил простейшим способом, он сделал вид, что меня не существует. Я мог остаться, мог ввязаться в беседу, он не видел меня и не слышал, меня не было, и, напуганный этой дематериализацией своего плотного состава, я тихо слинял…

Все, что случилось со мной, не ново. Но поражает незамаскированность подлости и та халтурность в исполнении, какой раньше не было. Уверенные в себе, в своей необходимости, сатрапы окончательно разнуздались. Я бессилен против них. Московский СП отдан на откуп Ильину, его даже не пытаются «поправить». Безнаказанность и безответственность входят в условия игры, иначе он «не ручается». Какой поразитель-

276

ный человеческий, вернее, античеловеческий тип создала эпоха! Эти гады налиты враньем, как гостиничные клопы – кровью. Умение врать более ценимо в ответственном работнике, чем организаторские и другие качества. Нет, не умение врать, а готовность к безудержному, беспардонному вранью. И тут Верченко выше Ильина, потому что врет, не заботясь о мелком правдоподобии. И что противопоставить всему этому? Если б можно было подавить в себе «любовь к пространству». Как бы нахаркал я им всем в гнусные рыла! А для чего? Ведь это их не заденет. Взять их можно только страхом, а так, хоть сцы в глаза, всё Божья роса. Грустно, грустно…

22 ноября 1972 г.