Дневник

Потом звонок Виленкина: высылаю человека с договором. Калишьян уж подписал его, надеемся, что М. А. тоже подпишет.

Звонок некоего Рафаилова, Иосифа Артемьевича, — я директор студии Станиславского, последние его ученики... Просим, чтобы М. А. дал свою последнюю пьесу нам. Мы слышали, что он не очень хочет заключать договор с МХАТом.

Виленкин прислал договор. Подписать нельзя из-за одного пункта: автор обязуется сделать все изменения, дополнения, которые МХАТ найдет нужным — что-то вроде этого, то есть смысл такой.

Вечером у нас Борис. Пришел с конференции режиссеров, рассказывал, что Мейерхольда встретили овацией.

Миша немного почитал из пьесы. Весь вечер — о ней. Миша рассказывал, как будет делать сцену расстрела демонстрации.

Настроение у Миши убийственное.

Наступила жара.

Миша сказал Симонову о пьесе. Задыхнулся, как говорила Настасья.

14 июня.

Днем Миша в Большом — на прослушивании певцов.

Разговоры с Виленкиным. Калишьян согласился вычеркнуть пункт.

Миша над пьесой. Написал начало сцены у губернатора в кабинете. Какая роль!

Вечером пошли в кафе у Арбатской площади — Дом журналиста. Кормили отвратительно.

Душно. Хотя днем лил дождь — никакого облегчения не принес.

15 июня.

Днем Миша в Большом, оттуда в МХАТ — куда пришла и я. Подписал договор.

Вечером — Оля у нас, попросила Мишу почитать. М. А. прочитал первую картину. — Уважил ты меня! — много раз повторяла.

Жара удушающая. Собралась было гроза, но прошла мимо. Погрохотало, немного пролилось влаги и все.

16 июня.

Обедали в Клубе писателей.

Звонок Ольги, говорит про Немировича, что он не спал ночь, думал, почему сняли «Мольера»?!!

Когда Ольга произнесла массу хвалебных вещей про Мишину новую пьесу и пожалела, что, вот, вы, Вл. Ив., ее узнаете только в сентябре, хотя она будет готова в июле, вероятно, — тот закричал: как в сентябре? Вы мне ее немедленно перешлите за границу, как она будет готова. Я буду над ней работать, приеду с готовым планом.

17 июня.

Почти не спала ночь. Сергей разбудил в половине шестого утра, пошла его провожать в лагерь. Волновался, бедняга — неизвестно ведь как будет — не дома!

Потом за Мишей в Большой, где он правил либретто-афишку для «Абессалома». Видела конец последнего акта. Скучно, по-моему, и совсем непонятен сюжет. А музыка примитивна. Сужу по концу, конечно.

Потом обед в Клубе. На Чичерова произвело оглушительное впечатление, когда в ответ на его вопрос Миша ответил, что работает над пьесой о молодом Сталине.

18 июня.

Письмо от Гриши из Киева. Известие о пьесе и о договоре произвело там что-то вроде фейерверка. Пишет, что рабочие сцены окружили Снеткова и спрашивали, о чем пьеса, и он нес им какую-то околесину.

Сейчас вернулись с «Сусанина». Миша не слушал — большая работа (в театре же) над двумя либретто, а я сидела в ложе Б.

Дикая жара. Впечатление, что весь партер и оркестр — белый, так как все непрерывно машут платками, афишками и веерами.

19 июня.

Яков позвонил, приглашая на премьеру «Абессалома».

Попали к третьему акту, пошли было в партер, но так жарко, что нестерпимо — перешли в ложу Б.

На спектакле — Правительство. Я видела И. В. Сталина в белом кителе. Он аплодировал, но мало.

После спектакля к нам пришли Дмитриев и Марина. И я и Миша разговаривали с ним резко и начистоту. Да, он окончательно расшифровался. Как наивно мы обманывались с Мишей много лет! Человек, который думает только о себе, а на всех людей смотрит только с точки зрения, какую из них можно извлечь пользу.

Застали дома телеграмму Маркова из Сочи. Ликует по поводу пьесы!

Всему теперь цену знаем.

21 июня.

Вчера была Ольга вечером. Миша читал ей некоторые картины.

Сегодня — звонок Рапопорта из Вахтанговского, предлагает Мише встречу по поводу «Дон-Кихота». Зачем эта встреча теперь, когда все разъезжаются, совершенно непонятно!

До этого ездили с Мишей в Серебряный Бор. Миша выкупался. Жарко. Туда ехали в открытом линкольне — хорошо, обратно пришлось в автобусе.

Вечером Борис Эрдман.

22 июня.

Были Виленкин и Оля. Миша читал им фрагменты. Вижу, что им нравится.

23 июня.

Миша уехал в Серебряный Бор купаться. Я — хлопотать о покупке заграничной машинки.

Будто бы арестован Мейерхольд.

24 июня.

Упала жара! Миша радуется.

Вечером — «Раймонда» с Семеновой. Танцевала блестяще, раскланивалась обаятельно. Стучала ногой в будку электротехника, чтобы тот дал рампу — вызывали очень долго и тот уже потушил рампу. Кто-то пустил слух, что в публике Мэри Пикфорд, причем ее видели в двух местах.

25 июня.

Не очень жарко. Миша в Большой, опять возня с разными либретто. Я — по поводу машинки в Технопромимпорт. Потом вместе ездили в диетический, но там сегодня пустовато. Я заходила за Мишей в Большой театр, увидала последние картины «Сусанина». У Михайлова — колоссальный успех у публики, да и у оркестрантов, которые тоже долго аплодировали ему.

26 июня.

В газете Большого театра выпад против Миши по поводу опоздания программы «Абессалома», причем он назван заведующим литературной частью. Миша сказал в дирекции — такой у нас должности нет, и никакого отношения к этому опозданию я не имею.

27 июня.