Дневник Адама

— Деточка, неужели ты не видишь, насколько невозможно хотя бы приблизительно угадать, о чем идет речь, если я вообще ничего об этом не знаю? Человек не в состоянии думать, если ему не о чем думать. Разве не так?

— Да… конечно; но только ужасно досадно. Ведь именно потому, что я ничего не знаю, я и хочу узнать.

Некоторое время мы молчали, ломая голову над этой загадкой, но вдруг я сообразила, что нам надо сделать, чтобы разрешить все сомнения, и даже удивилась, как мы сразу до этого не додумались — так это было просто. Я вскочила на ноги и воскликнула:

— Какие мы глупые! Давай съедим этот плод; мы «умрем», узнаем, что такое «смерть», и не будем больше из-за этого мучиться!

Адам согласился со мной, встал и уже потянулся за яблоком как вдруг мимо проковыляло крайне любопытное создание, каких нам еще не доводилось видеть, и мы, конечно, забыли о пустяках, не имевших отношения к науке, и погнались за тварью, которая имела к ней самое прямое отношение.

Много миль гнались мы по горам и долам за этим неуклюжим, хлопающим крыльями уродом, пока не очутились в западной части долины, где растет большая смоковница, и там мы его изловили. Какая радость! Какой восторг! Он оказался птеродактилем! До чего же он прелестен, милое страшилище! И какой злюка, и как отвратительно каркает! Мы подозвали двух тигров и поехали домой верхом, захватив его с собой, и теперь он сидит рядом, и уже поздно, но я не ложусь спать, такое он обворожительное чудище, да к тому же и поистине царственный вклад в науку. Я знаю, я не сомкну глаз, все буду думать о нем и торопить утро, чтобы поскорее обследовать его, осмотреть, угадать тайну его происхождения и решить, насколько он птица, а насколько пресмыкающееся, и установить, реликт ли он или результат естественного отбора; впрочем, последнее, судя по его виду, сомнительно. О Наука! Рядом с тобою все прочие интересы рассеиваются как туман!

Проснулся Адам. Просит меня не забыть записать эти четыре новые слова. Значит, он их уже забыл. Но я их помню. Ради него я всегда начеку. Они уже записаны. Он составляет словарь — по крайней мере, так ему кажется, однако я замечаю, что все хлопоты достаются на мою долю. Но что за беда! Я люблю делать то, о чем он меня просит, а работа со словарем доставляет мне особое удовольствие, потому что иначе бедный мальчик попал бы в очень неловкое положение. Слишком уж ненаучно его правописание. Он пишет «мышь» через «ж», а «мышление» через «ш», хотя оба эти слова одного корня.

Три дня спустя. Мы зовем его Терри-для краткости, и он просто прелесть! Все эти три дня мы только им и занимаемся. Адам не может понять, как наука до сих пор обходилась без Терри, и я с ним согласна. Наш кот, увидев чужого, позволил себе с ним вольность, но тут же пожалел об этом. Терри так хватил Томаса от носа до кормы, что только клочья полетели, и Томас удалился с таким видом, будто готовил сюрприз, а теперь собирается поразмыслить на досуге, почему все вышло как раз наоборот. Терри великолепен, с ним никто не сравнится. Адам тщательно его обследовал и теперь убежден, что он — результат естественного отбора. Мне кажется, Томас придерживается иного мнения.

Третий год. В начале июля Адам заметил, что у одной рыбы в пруду развились ноги; эта рыба принадлежит к семейству китовых, но это не кит, а только его карликовая разновидность. Она называется «головастик». Мы наблюдали за ней с величайшим интересом, так как решили, что в случае, если ее ноги достаточно вырастут, окрепнут и окажутся пригодными к делу, мы разовьем их и у других рыб, чтобы они могли вылезать на сушу и гулять там на свободе. Нас часто огорчает судьба этих бедняжек, живущих в вечной сырости и обреченных всегда оставаться в воде, в то время как все остальные могут резвиться среди цветов и радоваться. Вскоре ноги стали совсем настоящими и из кита получилась лягушка. Она вылезла на берег, начала прыгать и весело петь — особенно по вечерам, — ибо благодарность ее была безгранична. Другие последовали ее примеру, и теперь у нас по ночам полно музыки, что очень приятно по сравнению с прежним безмолвием.

Мы вытаскивали на берег самых разных рыб и пускали их гулять по лугу, но каждый раз нас ждало новое разочарование-никаких ног у них не появлялось. Это было очень странно; мы ничего не могли понять. Не прошло и недели, как они все забрались обратно в воду, и, кажется, им там нравится больше, чем на суше. Мы сделали вывод, что рыбы вообще не любят суши и не интересуются ею- все, кроме китов. В трехстах милях отсюда в обширном озере водятся большие киты, и Адам отправился туда, чтобы развить у них ноги и сделать их жизнь еще более счастливой.

Через неделю после его ухода родился маленький Каин. Я очень удивилась — я и не подозревала, что может случиться нечто подобное. Но, как любит говорить Адам, всегда случается то, чего не ждешь.