Читаем Дневник Адама полностью

Да, понадобилось тридцать миллионов лет и двадцать миллионов всяческих пресмыкающихся, чтобы получить такое, которое выдержало бы достаточно долго и развилось бы во что-то другое, продвинув осуществление плана еще на один шаг вперед.

И вот во всем своем непередаваемом величии и красе в мир явился птеродактиль, и вся Природа поняла, что кайнозойский порог Остался позади и начинается новая эра, новая стадия подготовки земного шара для человека. Возможно, птеродактиль воображал, будто эти тридцать миллионов лет были потрачены на то, чтобы подготовить его – ведь птеродактиль способен вообразить любую глупость, – но он ошибался. Приготовления велись ради человека. Несомненно, птеродактиль привлек к себе всеобщее внимание, ибо даже самые ненаблюдательные могли заметить, что в нем есть зачатки птицы. Так оно и вышло. А кроме того, и зачатки млекопитающего, только они развились не сразу. Но одного у птеродактиля не отнимешь: по живописности он был подлинным триумфом своего периода; он носил крылья, обладал зубами, был весь какой-то накрахмаленный и вообще являл собой замечательную смесь, нечто вроде весьма отдаленного предвестника киплинговского солдата морской пехоты:


Сапером его не назовешь, и он не матрос уж никак;Какой-то дурацкий гермафродит – солдат, а также моряк.


С этого момента и примерно еще тридцать миллионов лет приготовления продвигались очень быстро. Из птеродактиля развилась птица; из птицы – кенгуру; из кенгуру – другие сумчатые; из них – мастодонт, мегатерий, гигантский ленивец, ирландский лось и все прочие создания, которых можно использовать для изготовления полезных и поучительных окаменелостей. Но тут началось первое великое оледенение, и они все отступили перед ним, перешли по мосту Берингов пролив, разбрелись по всей Европе и Азии и передохли. Все, за исключением лишь немногих, которым предстояло вести дальнейшую подготовку. Шесть ледниковых периодов с промежутками по два миллиона лет после каждого гоняли этих бедных сирот по всей земле от климата к климату – от тропического зноя на полюсах к арктическим холодам на экваторе, а оттуда назад, и снова обратно, так что они никогда не знали, какая завтра будет погода; а стоило им где-нибудь устроиться, как весь континент проваливался под ними без малейшего предупреждения, и им приходилось спешно меняться местами с рыбами и карабкаться туда, где прежде были моря: и это – промокнув насквозь! А когда все как будто успокаивалось, начинал действовать вулкан и выжигал их из того края, где они только-только обосновались. Они вели эту неустроенную нервную жизнь двадцать пять миллионов лет, то барахтаясь в воде, то носясь по суше и не переставая удивляться, для чего все это делается, – ибо они, конечно, не подозревали, что все это делается, дабы подготовить мир для человека, и что готовить его по-другому нельзя, иначе к прибытию человека он будет недостаточно удобен и гармоничен.

Наконец появилась обезьяна, и тут уже все увидели, что до человека теперь рукой подать. Так оно и получилось. Обезьяна развивалась около пяти миллионов лет, а затем превратилась в человека – если судить по внешнему виду.

Такова история появления человека. Он существует 32000 лет. То, что потребовалось сто миллионов лет, чтобы приготовить для него мир, является неопровержимым доказательством, что это именно то, для чего его готовили. Думаю, что это так. А впрочем, не знаю. Если бы, например, Эйфелева башня символизировала возраст мира, то мазок краски на венчающем ее острие символизировал бы долю человека в этом возрасте; и кто угодно сразу увидел бы, что башня строилась именно для этого мазка краски. То есть я полагаю, что это сразу видно, а впрочем, не знаю.

ОФИЦИАЛЬНЫЙ ДОКЛАД ИИПН

Перевод И. Гуровой

В качестве секретаря Индианаполисского Института Прикладных Наук я был обязан установить обстоятельства предполагаемого открытия Северного полюса и доложить о полученных результатах уважаемому совету.

Для этого я полагал достаточным узнать мнение профессора сравнительной науки и богословия Хайрема Бледсоу, признанного авторитета в этой области, чем и ограничиться.

Я спросил его, полагает ли он, что нам следует счесть это открытие бесспорно установленным и торжественно отметит его наряду с другими достопамятными девятыми годами — 1609, 1809 и 1909, — поставив на одном нарядно убранном плотике человека, изображающего Генри Гудзона, на другом-человека, изображающего Роберта Фултона[14], а на третьем выставив самого доктора Фредерика Кука, как первооткрывателя Северного полюса. Генри Гудзон (1550–1611) — английский мореплаватель, в 1609 г. открыл и исследовал реку Гудзон, на которой теперь стоит город Нью-Йорк. Роберт Фултон (1765–1815) — создатель первого в мире парохода; первое плавание его «Клермонт» совершил по реке Гудзон в 1809 т.

Профессор Бледсоу попросил несколько минут на размышление. Затем он сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза