Сегодня утром обнаружили еще одну вьетконговскую деревушку, скрытую за лесной полосой. Противник ушел из нее, захватив все, что было возможно: семьи, домашний скот, вещи. «Чарли» хитер, однако. Поскольку солдаты противника, возможно, спрятались где-нибудь, мы все обстреляли и разрушили: подземные ходы сообщения, окопы, дома. От нашего обстрела дрожала земля. Все это было похоже на карнавал сумасшедших! кругом летает шрапнель, бьют струи огнеметов,v
горят постройки, с пронзительным криком улетают птицы. Акерс чуть не подстрелил меня. У него заело затвор винтовки в положении «автомат», и он повернулся ко мне. Я едва успел броситься на землю. Хорошо еще, что у него кончились патроны. Трудно сказать, кто больше испугался: он или я.Когда мы отходили из этого района, один наш бронетранспортер наткнулся на мину. В тот момент мой транспортер находился справа, в каких-нибудь пятнадцати метрах. Страшно было видеть, как это огромное чудовище подскочило в воздух и развалилось на части. Но самое удивительное — никого из экипажа транспортера не убило.
Я живу в одной палатке с сержантом Имори. Он все время тревожится о своей жене, от которой не имеет известий вот уже три месяца. Он говорит, что она не может писать часто, потому что не умеет. Письма за нее пишут соседи. Надеюсь, что он скоро получит весточку. Мне очень жалко его. Тяжело и грустно, когда долго не получаешь писем. Некоторым ребятам приходят целые пачки. А те, кто не получил ни одного, ходят с печальными лицами. Если бы только люди там, дома, знали, как несколько строк от них поднимают настроение, мгновенно меняют наше состояние. Сегодня мне прямо хоть избегай Имори. Он не получил ничего, а у меня письма от Марии Анн, от Зигги, матери, пакет шоколадных брикетов с орехами и еще одно поздравление от Диди. Она пишет замечательно. Надеюсь, Диди вскоре пришлет мне свою фотографию.
Мне досталось только два брикетика. Окружившие меня ребята сразу же все проглотили. Я не возражал. Так происходит со всеми, кто имеет глупость открывать посылку со сладостями у всех на глазах.
Мне кажется, я начинаю понемногу привыкать к смерти. Сегодня утром мы увидели человека лет сорока, когда патрулировали с подразделением южновьетнамской армии. Он сидел в лесу. Южновьетнамский сержант заподозрил, что это вьетконговец, и начал задавать ему вопросы, но человек вскочил и попытался бежать. Южновьетнамский сержант расстрелял его из карабина. По-моему, он даже не крикнул тому человеку остановиться.
Карабин — довольно точное оружие. Через несколько секунд внутренности сраженного выстрелами человека стали вываливаться в грязь на землю, обе его ноги буквально отсекло пулями. Все это было так ужасно, что я не мог пошевелить пальцем. Южновьетнамские солдаты — это какие-то безумцы, жизнь человека для них ничего не стоит. Наверное, это потому, что они долгое время находятся на войне. Когда несколько минут спустя я как ни в чем не бывало ел консервы из боевого пайка, у меня мелькнула мысль, что такое же могут сделать и со мной. Тем не менее я съел всю банку.
Прошлой ночью нас впервые атаковали минами. «Чарли» дали по нашему лагерю около пятнадцати залпов. Каждый залп нашел свою цель. Когда разорвалась первая мина, я спал. Земля содрогнулась от взрыва, я как ужаленный бросился на землю, а в это время кто-то кричал: «Нас обстреливают!» То в одном, то в другом месте на базе взрывались мины. Я весь покрылся холодным потом и молил бога, чтобы все они миновали меня. Шрапнель свистела над нашим бункером, а я, не в силах сдержать себя, дрожал от страха, как желе. Сначала раздавался вой, потом сухой звук взрыва, затем свист рассекающих воздух стальных осколков. Единственное, что мы могли сделать, это открыть ответный огонь из 50-миллиметровых орудий и личного оружия. Это были самые страшные десять минут моей жизни.
Через пятнадцать минут все смолкло и мы облегченно вздохнули. Имори начал даже смеяться, но я был не в состоянии присоединиться к нему. Удивительно, но я довольно скоро после этого снова заснул. Это была первая за десять дней возможность хорошо отдохнуть. Сержант Гоулас из экипажа того транспортера, на котором я был до этого, серьезно ранен. Больше всех пострадал штаб, но мы еще не знаем, сколько там жертв.
Я не уверен, что местное население за нас. Они улыбаются нам днем, а ночью их сыновья обстреливают нас. Очень трудно распознать настоящего противника.