ДНЕВНИК БЕЛОЙ ОРХИДЕИ (Хроники рода Забини) (СИ)

Слизеринец вошел в свою спальню, этот роскошный будуар куртизанки, поражающий своей кричащей роскошью. В камине пылал огонь и было натоплено так, что от жары было трудно дышать, но парень поежился от холода, поправляя на плечах меха горностая. Юный герцог небрежно плеснул в фужер вино, затем подошел к изящному столику, заставленному статуэтками, флакончиками, шкатулочками с драгоценностями и прочими безделушками. Словно опытный парфюмер Забини вылил содержимое нескольких пузырьков в бокал, а затем поднес его к свече, чтобы нагреть. Отстраненно наблюдая за пламенем, Блейз размышлял о том, что ему сейчас предстоит сделать. Чаще всего самоубийцы, вскрывающие себе вены, проделывают эту процедуру, лежа в горячей воде, в противном случае кровь быстро сворачивается и добиться летального исхода весьма сложно. Блейз не мог допустить ошибки и поэтому сейчас изготавливал напиток, способный разжижить кровь до такой степени, чтобы она не могла свернуться, но в то же время чтобы не вытекала из порезов слишком быстро. Забини, прирожденная кокетка, намеревался пофлиртовать даже с самой смертью и взять у нее еще немного времени для жизни, в которой еще теплился маленький огонек надежды. Держа фужер в слегка дрожащей руке, Блейз подошел к прекрасному зеркалу венецианской работы, и по излюбленной привычке взглянул на свое отражение.

– Твоей красоте завидуют боги, милый, – жеманно растягивая слова, тут же отозвалось зеркало.

– Сомнительный комплимент, ибо зависть богов бывает опасна. Но ты самый льстивый кусок стекла в мире, и я люблю тебя за это. Надо будет завещать тебя Малфою, ему будет приятно по утрам выслушивать твои сладкие комплименты, – ответил слизеринец и слегка коснулся фужером поверхности зеркала. Раздался мелодичный, хрустальный звон. – La tua salute, un nobile dei duchi di Zabini (Ваше здоровье, благородный герцог из дома Забини ит.), – с грустной улыбкой произнес Блейз и выпил содержимое фужера. В тот же миг парень почувствовал, как по венам будто бы потек жидкий огонь, а голова слегка закружилась. Он швырнул пустой хрустальный фужер, разбивая его вдребезги – на счастье…

Присев на край роскошного ложа с пикантным названием «Chantilly»[Взбитые сливки фр.], которое ему когда–то подарил Драко Малфой на день рождения, Забини высоко закатал рукав и до боли стиснул зубы. Он знал, что вены надо препарировать вдоль руки между локтем и запястьем, двумя–тремя длинными надрезами. Глядя на голубые ручейки, по которым текла его жизнь, Блейз мысленно сотворил режущее заклятие и быстро, сильно и глубоко, чтобы наверняка, полоснул волшебной палочкой по руке, ближе к сгибу локтя. Кожа послушно разошлась, расползлись мышцы, открывая дорогу рвущейся из него жизни. Кровь брызнула на стену, а затем стала заливать шелковую простынь. Блейз закричал и повалился на кровать. Перед глазами все поплыло, боль ударила в мозг раскаленным шипом, но он знал, что скоро все закончится и больно уже не будет. Разжиженная кровь пульсирующими толчками вытекала из вскрытой вены и юный герцог чувствовал, как с каждой каплей из него медленно выходит жизнь. В течение какого–то времени он будет медленно слабеть, затем провалится в забытье или заснет. Блейз лежал на залитых кровью простынях, с ужасом отсчитывая удары сердца, но даже сейчас он продолжал цепляться за призрачную надежду, что Драко внезапно может вернуться и спасти его. Забини было невыносимо страшно умирать, но еще больше он боялся оказаться трусом и прекратить это безумие, собрав остатки сил, чтобы исцелить раны и спасти себе жизнь. Блейз боялся, что смалодушничает сейчас, а потом будет ненавидеть и проклинать себя за слабость. Драко же в очередной раз жестоко посмеется над ним, назовет его попытку покончить с жизнью театральным суицидом, а его самого – жалким комедиантом. Наверное, он должен был принять семейный яд и умереть мгновенно, но он схитрил – призвав смерть, он не торопился к ней в объятия и получил от жизни еще несколько мгновений, но сейчас внезапно испугался, что может отступить. Блейз понимал, чтобы быть сильным в этот страшный момент, он не должен думать о смерти, необходимо было отвлечь свое внимание на что–то другое, и тогда слизеринец, собрав последние силы, используя заклятие «Ассио», призвал чистую тетрадь и прыткое самопишущее перо. В отличие от большинства подростков, он никогда не вел дневников, считая откровенным идиотизмом заносить свои мысли на кусок бумаги. Но сейчас, в последние мгновения жизни, Блейз Забини со злостью и отчаянием отшвырнул свою волшебную палочку как можно дальше и тихо произнес:

– Я безумно боюсь, что в какой–то момент страх пересилит мое желание умереть и я несколькими заклинаниями исцелю свои раны. Я знаю, что если сделаю это, то буду презирать себя до конца дней, и я буду обречен на вечные страдания, потому что в этой серой, никчемной и бессмысленной жизни, которую я пока еще могу трусливо спасти, уже не будет тебя, мой жестокий ангел.

Прыткое самопищущее перо быстро заскрипело по бумаге, а Блейз, собравшись с силами, продолжил: