Николь.
Что ты переживаешь? Подумаешь, попросила назвать в честь нее ребенка. Ты отказалась. Все, проехали.(Ха!)
Я.
Ты ничего не понимаешь. Стоило мне отказаться, все изменилось. Говорю тебе, бабуля не выкосит, когда происходит что-то важное, а она не в центре событий.Николь
(пожимая плечами). Когда я разводилась, она вовсе не жаждала быть в центре событий.(Неудивительно.)
Я.
Так это смотря какое событие! На похоронах ей бы тоже не захотелось стать центром внимания, ха!Николь.
Ты приравниваешь мой развод к похоронам?Я.
Нет. Просто говорю, что бабуля снова вышла на тропу войны.Николь.
Эми, ей восемьдесят один год, у нее уже недержание. Единственная тропа, по которой она ходит, ведет к туалету.Ага, как же! Пусть Николь наивна до глупости, но я-то вижу, что бабуля опять взялась за старое. Что ж, пора ей посмотреть правде в лицо. Сейчас семейная иерархия такова: на первом месте — ребенок, на втором — я.
Пусть дерется за третье место со Стивеном.
Все время думаю об Аните. Мы не общались с тех пор, как я решила поговорить начистоту, и мне как-то не по себе. Анита — моя лучшая подруга. Поссориться с ней все равно что потерять частичку себя. Веселую, забавную и своевольную частичку, которая не слушает чужих нареканий.
Может, проблема отчасти в этом? Может, я не просто волнуюсь, что Анита, став матерью-одиночкой, обречет себя на нелегкую участь. Может, меня беспокоит, что, обзаведясь детьми, мы обе станем занудами? Неужели я такая эгоистка?
Воспользуюсь презумпцией невиновности.
Не в силах больше мучиться, я отправилась домой к Аните, нагрузившись бульварными журналами и видеокассетой «Супероружие», — мне жутко хотелось восстановить мир и согласие. Извиняться я начала еще до того, как она открыла дверь: «Я идиотка. Поступай как знаешь, я буду рядом. Заменю тебе мужа. Будем спорить, кто виноват, что ребенок такой избалованный, и чья очередь менять грязный подгузник. А пока, может, повеселимся немножко?»
Анита рассмеялась, обняла меня, потом увидела «Супероружие» и стала ворчать, что я взяла кассету с укороченной сценой в душе.
Сюрприз!
Видимо, ребенок так вырос, что теперь покоится на моем мочевом пузыре. Мой предел выносливости резко снизился. Да-да, стоит тихонько чихнуть, сильно закашляться или немножко посмеяться — и я писаюсь, правда совсем чуть-чуть.
К несчастью, в мире, где публичное мочеиспускание недопустимо, даже чуть-чуть — это слишком.
Стивен пораньше ушел с работы, чтобы поужинать со мной, Мэнди и Джоном в «Фрутто ди соль». Естественно, подружкин муженек сразу же испортил вечер.
Джон.
И как вы назовете ребенка?Меньше всего мне хотелось обсуждать имя ребенка, которое мы так и не выбрали. К тому же Джон, пользуясь возможностью, завел скучнейший рассказ о происхождении своего имени. Как только я поняла, что он собирается проследить его историю аж до самого «Мэйфлауэра», решила немедленно его заткнуть.
Я.
Мне тут пришло в голову… Если родится девочка, назовем ее Мэнди. Если мальчик — Джон. Надеюсь, вы не против?Этот кретин решил, что я говорю серьезно (нет справедливости в мире). И вместо того чтобы заткнуться, он повернулся к Мэнди и подмигнул.
Джон.
Правда будет здорово, когда маленький Джон или крошка Мэнди станут бегать по нашей квартире?Мэнди
(хмуро). Я даже в школе не соглашалась сидеть с детьми за пять долларов в час. С какой стати делать это в зрелом возрасте, да еще и бесплатно?Джон
(взглянув на Стивена и пожимая плечами). По крайней мере, у нее грудь не обвиснет.Вот дебил! Слава богу, что Мэнди не хочет иметь детей. Дай Джону волю, он бумажным пакетом удушится. Правда-правда, дело вовсе не в том, что Мэнди ненавидит детей или материнство, — это просто самозащита. Ведь дети могут вырасти такими, как Джон!