Читаем Дневник библиотекаря Хильдегарт полностью

Вечером я залезла в один такой троллейбус, чтобы погреться и полюбоваться на красные и жёлтые фары переминающихся в пробке машин. Над пробкой, в дымном морозном мареве, стыла луна. Было похоже, что она лежит не в небе, а в пруду, под тонким слоем льда и грязноватого снега. Я сидела у окна, вздыхала и заедала невысказанную печаль жирным шоколадным кексом. Потом кекс кончился, и я поскреблась в троллейбусную дверь. Водитель сочувственно заматерился и меня выпустил. И я пошла вдоль пробки, дуя на измазанные шоколадом пальцы, и думая о том, что хорошо бы сейчас зайти в дорогой бутик, втихаря заляпать им шоколадом всё их батистово–кашемировое великолепие и удрать до того, как они обратят на это внимание.


По пути мне встретился магазин эксклюзивного французского белья, и я туда зашла. Я жалела, что на мне нет клочковатого, пахнущего мякиной и навозом тулупа и пухового платка с дырками от моли по краям. Я бы ввалилась в этот магазин, кашляя и шмыгая носом, а потом, хватая руками всё подряд, стала бы спрашивать у бледных от гнева продавщиц: дочки, а почём у вас этот натитешник? И мне бы, конечно, не полегчало от такого, прямо скажем, сомнительного хулиганства, но…


Но в магазине было не только французское бельё. Бог весть почему, вперемешку с кружевными трусиками и атласными пеньюарами, там висели свитера.


Тёплые-тёплые.


Мягкие-мягкие.


Свитера из шерсти ламы, с кисточками и индейскими рисунками.


При виде их я немедленно вытерла измазанные шоколадом пальцы о собственную белую куртку, а потом принялась снимать их с вешалок, как груши – с веток. А потом потащила их в примерочную и, набрав воздуха в грудь, ныряла по очереди в каждый из них, выныривала, отфыркивалась и в сладостных муках решала, на котором же остановиться.


А потом, прижимая к груди тёплый, пахнущий шерстью пакет, вышла навстречу так и не рассосавшейся пробке и опять пошла вдоль неё, и печаль моя теперь была светла и полна сладостных предвкушений. Посреди пробки бегал юркий мужичок и предлагал обозлённым водителям книгу «Как выжить в загробном мире». На углу Маросейки, возле подземного перехода, молодой человек с косичкой играл на китайской флейте «Зелёные рукава».


2006/11/08

Сегодня утром моя собака съела «Волкодава» Марии Семёновой.


Ну, не то чтобы съела, конечно. Но изрядно порвала и потрепала. До сих пор не могу понять, как ей это удалось – ведь в тексте романа ясно сказано, что все без исключения собаки признают Волкодава своим вожаком и при виде его падают ниц, виляя хвостом со всем возможным почтением. Сижу вот теперь и думаю, что же за оторва такая у меня растёт.


На тёплом изжёванном переплёте остался обкусанный, но не сломленный мужик с сурово вытаращенными глазами и шрамом на скуле. В конце концов, утешаю себя я, собирая с пола обрывки бумаги, что ему моя собака? – слону дробина, он и не такое видал. На одном из обрывков – уцелевший кусочек аннотации: «Мир был жесток к нему, и он платил миру той же монетой». Надо же такое написать, ёлки-палки. Эх, вот если бы я вдруг взяла и написала роман, в аннотации к нему было бы сказано: «Мир был жесток к нему, но он никогда не платил миру той же монетой, поскольку вообще не имел привычки возвращать долги». Сидя на полу среди бумажных клочков и прочего мусора, я стала мечтать о том, как когда-нибудь напишу такой роман. Собака тихо подошла сбоку, положила морду мне на колени и стала мечтать вместе со мной.


2006/11/09 дети

Мне подарили плоское медное кольцо с фальшивым наскальным рисунком. Охотник бежит на тоненьких раскоряченных ногах навстречу дикой лошади и на бегу натягивает лук. Лошадь встаёт на дыбы, то ли обороняясь, то ли, наоборот, нарочно подставляясь под стрелу. Пятилетняя Витка, органически не переносящая никакого насилия, особенно – над животными, долго, с осуждающим сопением, разглядывает кольцо и наконец расцветает счастливой ухмылкой.

— А я знаю, что тут нарисовано!

— И что же?

— Это – дяденька с таким музыкальным инструментом, на котором – знаешь? – двумя руками играют. Ну, такой… на лебедя похожий.

— Арфа?

— Да. Дяденька с арфой. С волшебной. Он играет, а лошадка пляшет. Потому что это волшебная арфа. Когда она играет, все пляшут. – И добавляет, подумав: - Я такие видела.


И вот теперь я ношу кольцо, на котором волшебный дяденька играет на волшебной однострунной арфе и танцует, как царь Давид, и вместе с ним танцует на задних ногах дикая лошадь с толстым брюхом и тонкой интеллигентной мордой. Конечно, никакая это не первобытная охота. Даже и не похоже ни чуточки. И как я только сама об этом не догадалась?

2006/11/12 дети

— Давным-давно жил в Дании один…

— Король!

— Ну уж.. сразу король. Нет. Король там тоже жил, куда ж без короля… Но не о нём сейчас речь.

— Тогда – принц.

— В смысле – Принц Датский? Нет. Это другая сказка. Жил в Дании один кузнец.

— Кузнечик?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное