Читаем Дневник библиотекаря Хильдегарт полностью

В нашем подъезде чинят лифт. Его чинят уже восьмой месяц. Подъезд пропитался нежными запахами смазочного масла, бензина, старых ватников и алкоголя. Хмурые отважные люди со слегка опухшими мужественными лицами качаются на тросах над бездной, поют, гремят гаечными ключами и красиво матерятся. Старушки в капорах ползут по ступенькам на свои десятые этажи, улыбаются, переводя дух на лестничных пролётах, прижимают к груди авоськи и ридикюли и тоже красиво матерятся. На двери между парадным и лестницей первого этажа висит бумажка с надписью: «Пожалуйста! Сделайте такую любезность! Если вас не затруднит, уберите говно со ступенек!» Внизу детским почерком приписано: «Эта гавно тут уже давно!» Поперёк всего этого – резолюция: «Сама уберёшь, не развалишься! Не барыня!»


Лестничные окна расписаны скандинавскими рунами и японскими иероглифами. Сквозь иероглифы, в густой морозной ночи, сияют громадные белые звёзды. Возле мусоропровода пьяноватый мужичок в обвисших штанах рисует фломастером на стене Птолемееву систему мира. В другом углу спит, накрывшись телогрейкой, трезвый серьёзный бомж. Он действительно всегда трезвый и довольно чистый, поэтому жильцы не гоняют его, а жалеют и подкармливают. Этажом ниже, тоже возле мусоропровода, стоит угрюмый безбородый художник и пачкает холст. Запах солярки из лифтовой бездны смешивается с запахом масляной краски, дешёвого табака, мочи и духов «Мажи нуар». За третьей дверью слева на пятом этаже надсадно кукарекает петух и хохочет попугай.


На шестом по счёту лестничном пролёте я вспомнила подъезд во Франкфурте, в том доме, где я жила, пока училась. Почему-то мне хочется вернуться в этот подъезд – не навсегда, конечно, от силы на полчасика. В самом деле, если уж параллельные миры где-то пересекаются, то перпендикулярным-то – сам Бог велел. Почему бы точке пересечения не оказаться в подъездах – в этом и в том? Нет, это должно быть не дурацкое какое-нибудь «окно в Париж», куда можно шастать по своей воле без оглядки и чувства ответственности. Нет. У перпендикулярных миров свои законы, не зависящие от чьих-то произвольных желаний. Просто однажды вечером, возвращаясь с работы, вы тянете за промороженную насквозь ручку парадной двери, кое-как протискиваетесь в образовавшуюся щель – и попадаете на винтовую лестницу, покрытую алым бархатистым ковром. На лестничных пролётах, сияющих вкусной белизной, будут стоять корзины для зонтов и громадные клетки с искусственными птицами. На стенах будут висеть гравюры с изображением викторианских дам и морских сражений и виться тёмно-лиловый, с шишечками, плющ... А в это же самое время какая-нибудь толстощёкая сорокалетняя девушка Магда с короткой стрижкой и в молодёжной спортивной курточке тянет на себя дверь своего парадного – и попадает на нашу лестницу…. Ненадолго. На полчасика, не больше. Потом что-то такое опять сдвинется в перпендикулярных мирах и всё встанет на свои места. До нового поворота винта.


И постепенно все должны к этому привыкнуть. Культурный шок сменится межкультурной коммуникацией. Разумеется, наши поначалу немножко подгадят на их перпендикулярном пространстве… ну, там, сопрут пару зонтиков из корзины, натащат на алый ковёр грязи с сапог, нарисуют что-нибудь загадочное и нехорошее на сияющих белых стенах. А может быть, и нет. В любом случае, такие инциденты скоро прекратятся – у перпендикулярных миров, как уже было сказано, свои законы и своя внутренняя саморегуляция. В конце концов мы привыкнем к этой нашей подъездной странности и станем воспринимать её как должное, а друг к другу относиться, как к соседям. Наши сделаются степеннее, спокойнее и добрее, выучатся лепетать по-немецки, на оставлять ни своё, ни собачье шайзе на своей перпендикулярной лестнице и не воровать чужие зонтики. Соседи из перпендикулярного пространства сделаются щедрее и непредсказуемее, выучатся красиво материться, подниматься без лифта на десятый этаж, читать надписи, сделанные скандинавскими рунами и японскими иероглифами, и все, как один, станут приверженцами Птолемеевой системы мира. И все будут вынуждены ходить друг к другу в гости. Ведь пока пространство не сделает нужный поворот и не вернёт всё на круги своя, людям же надо куда-то деваться. Тем более что на время такого пространственного сдвига выйти наружу всё равно будет нельзя – не получится… Придётся ходить друг к другу с непрошенными визитами. Начнут заводиться знакомства, всяческие дружбы, ссоры, скандалы и романы… И бедные влюблённые с двух перпендикулярных лестничных клеток будут маяться в ожидании следующего непредсказуемого поворота пространств и событий… Короче говоря, масса вариантов и возможностей.


Впрочем, и это наверняка где-то уже было. Всё было! Чёртова эпоха постмодернизма. Ничего придумать невозможно – всё уже придумано до нас.


2007/02/13

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное