Дневник библиотекаря Хильдегарт

Здание с низким, тёмным, еле заметным входом... Заходишь внутрь, в тусклый, кисловато пахнущий сумрак и бредёшь по нему наощупь, склоняясь в три погибели - иначе просто не пролезешь, - переходя от недоумения к раздражению, от раздражения - к скуке... И так до тех пор, пока не начинаешь чувствовать воздух и свет. И не понимаешь, что можно, наконец, немножко выпрямиться. Здание с низким входом, которое по мере твоего продвижения вперёд делается всё выше, пока не доходит до Неба.

Ведь это же надо было ТАК об этом сказать, ёлки-палки.

2006/07/29 Вавилонская библиотека

— Скажите, пожалуйста, - вкрадчиво просит умильный старичок с ясными зелёными глазами, – а мне тут не пришли ещё «Райские цветы с Русской земли?»

— Нет, - со вздохом говорю я, просматривая стопы книг на тележке. – «Цветы зла» Бодлера – есть. А райских цветов что-то нету пока…

— Ага! – торжествующе кричит старичок, грозя мне острым корявым пальцем. – Я так и знал! У вас так всегда! Всегда у вас так!

И, приплясывая, исчезает за дверью с леденящим душу хохотом, как в песне про блоху. Я открываю окно, чтобы выветрился запах серы и кислой козлиной шерсти. В зал между тем заходят двое очкастых юношей. Они держатся за руки, хотя при этом отнюдь не производят впечатления влюблённой пары. Приглядевшись, я замечаю, что один из явно подталкивает и тянет другого вперёд, а его приятель слегка упирается и смотрит в бок с растерянной и горькой улыбкой.

— Здравствуйте! – говорит мне первый и изо всех сил всаживает локоть в бок второго. – Вы знаете, для нас там книжечка отложена. Вон там, в столе. Второй том Шеллинга.

Он берёт из моих рук книгу, в задумчивости взвешивает её на руке, затем коротко размахивается и обрушивает её на голову своего спутника.

— Что вы делаете? – пугаюсь я. – Это же 1838 год, прижизненное издание… Вон, пойдите, купите себе Акунина и бейте им своего друга, сколько душа пожелает.

— Нет, - так же задумчиво отвечает парень, вытирая книгу рукавом и бережно укладывая её обратно в ящик стола. – Видите ли, мне хотелось, чтобы он получил это именно от Шеллинга. Поверьте, это было необходимо.

Побитый Шеллингом юноша учтиво кланяется мне, сняв вместо шляпы очки, затем печально показывает своему спутнику кулак, и они вместе удаляются из зала. Я проверяю, в целости ли на переплёт на Шеллинге, и запираю ящик.

— Нет, вы подумайте только, - сетует девушка, с ненавистью глядя на серый заскорузлый том у себя в руках. – Как прикажете переводить эту сволочь, если у него в тексте постоянные вкрапления из всяких чёрт-те каких языков! Представляете, он всё время зачем-то вставлял в свои рассказы ирландские и валлийские словечки и при этом их так, знаете ли, искажал, что теперь их ни в одном словаре мама родная не узнает! А вот это, как мне сказали, вообще из мэнкского языка. Я решила сегодня ночью выйти на остров Мэн…

— Вот как? – оживляюсь я.

— Ну, я имею в виду – на сайт острова Мэн…

Жаль, думаю я. А то я хорошо себе представляю, как она ночью выходит из моря на остров Мэн. Ей бы очень это пошло, между прочим.

— Позвольте! – вдруг вспоминаю я. – Но мэнкский язык – это же мёртвый язык.

— Тем лучше для него, - свирепо говорит она. – Вот пойду туда и посмотрю сама. И если он ещё не умер, клянусь, я его добью!

Я не решаюсь благословить её на эту битву и только неопределённо улыбаюсь. За дверью в коридоре слышны чьи-то горестные вздохи и всхлипывания:

— Представляешь, я сразу, как вошла, всё поняла… Поняла, что она меня завалит. И она поняла, что я поняла, и ещё больше осатанела. Спрашивает у меня: почему там в конце народ безмолвствует? Я говорю: а чего ему говорить-то? Говори, не говори – народ-то ведь всё равно ж никто не слушает. Кому он нужен, этот народ? А она мне так ехидно: вы что, деточка, не читали «Бориса Годунова»? Я говорю: да кто ж его читал-то? Ну, она меня и того… выставила.

Из корешка газетной подшивки выскальзывает мышонок, встряхивается, протирает глаза и отправляется гулять по залу.

2006/08/02 Вавилонская библиотека

Снова о морлоках

Среди морлоков встречаются не только женщины, но и мужчины. Мужчины-морлоки особенно загадочны и располагают к длительным наблюдениям за их обычаями и повадками.

Было время, когда в формалиновых сумерках третьего этажа хранилища плавал Саша Айсберг. Айсберг – это была не его фамилия, а его сущность. Он был неизменно медлителен, холоден, невозмутим и неприступен; о его потустороннее ледяное спокойствие разбилось не одно читательское отчаяние. Никто в мире не мог заставить его выйти из полярного полусна и хотя бы немного ускорить ход. Читатели рыдали, заглядывая в запылённое окошко морлокской пещеры, а он плыл с книжными стопами в вытянутых руках, сверкал острыми морозными огнями и глядел в вечность. Выпускник элитной гимназии с преподаванием множества языков, он не знал ни одной буквы латинского алфавита. Поэтому на поиски затребованных книг ему требовались годы. Он находил их по интуиции, которая часто ему изменяла.