Четверг, 5 октября
– Так, Бриджит, – начал Ричард Финч. – Даю тебе последний шанс. Суд над Изабеллой Росселлини. Сегодня выносят вердикт. Мы думаем, она отделается. Едешь в суд. По шестам и фонарям постарайся не лазать. Мне нужно смелое интервью. Спроси ее: мы все теперь можем кидаться убивать каждого, с кем не захотим иметь секса? Ну, что стоишь, Бриджит? Вперед.
У меня не было ни малейшего представления, даже проблеска догадки, о чем он говорит.
– Ты же слышала о суде над Изабеллой Росселлини? – спросил Ричард. – Газеты-то читаешь время от времени?
Трудность моей новой работы заключается в том, что в разговоре с тобой постоянно упоминаются разные имена и события и за долю секунды ты должна решить, стоит ли признаваться, что ты понятия не имеешь, о чем речь. И, если момент упущен, следующие полчаса ты проведешь в лихорадочных попытках сообразить, что же ты с уверенным видом и в таких подробностях обсуждаешь. Именно так и произошло с Изабеллой Росселлини.
И вот через пять минут мне нужно ехать в суд на встречу с наводящей ужас съемочной группой и делать по телевидению репортаж, совершенно не представляя, о чем в нем должно говориться.
– С тобой все нормально? – буркнула она. – Видок пришибленный.
– Да нет, все в порядке, – ответила я.
– Точно? – она пристально поглядела на меня. – Слушай, это, ты же поняла, он не про Изабеллу Росселлини говорил. Он Элену Россини берет, лады?
Господи, хвала тебе и всем ангелам на небеси. Элена Россини – это няня, обвиняемая в убийстве своего нанимателя, отца детей, за которыми она ухаживала. Как она утверждает, он полтора года держал ее взаперти и много раз насиловал. Я схватила пару газет, чтобы получше войти в курс дела, и побежала ловить такси.
Когда вокруг услышали, что я иду в магазин, на меня со всех сторон посыпались просьбы купить разных сигарет и сладостей, так что немало времени ушло на запоминание, кому что принести. И вот, когда я стояла у прилавка и пыталась добиться от продавца, чтобы сдача была распределена по отдельным кучкам, в магазин ввалился какой-то тип, явно в огромной спешке, и сказал: «Коробку шоколадного ассорти, пожалуйста!» – будто меня там и не было. Лавочник беспомощно посмотрел на меня, не зная, как поступить.
– Прошу прощения, слово «очередь» вам не доводилось слышать? – возмущенным тоном изрекла я, поворачиваясь в его сторону. Изо рта у меня вырвался сдавленный писк. Передо мной стоял Марк Дарси, в полном адвокатском облачении. Он уставился на меня – как он всегда, впрочем, и делает.
– Где тебя вчера вечером черти носили? – не смогла сдержаться я.
– Тот же вопрос и я мог бы тебе задать, – холодно парировал он.
В этот момент в магазин ворвался ассистент оператора и завопил:
– Бриджит! Прозевали мы интервью! Элена Россини вышла из суда и уехала. Ты мне конфеты купила?
Онемев от ужаса, я схватилась за край прилавка, чтобы не упасть.
– Прозевали? – пролепетала я, как только сумела совладать с дыханием. – Прозевали? Господи. После шеста мне дали последний шанс, а я ушла в магазин за конфетами. Меня уволят. А кто-нибудь интервью взял?
– Никому не удалось, – сказал Марк Дарси.
– Правда? – спросила я, с несчастным видом глядя на него. – Но ты-то откуда знаешь?
– Я ее адвокат и рекомендовал ей никаких интервью не давать, – как ни в чем не бывало произнес он. – Вон она, в моей машине сидит.
Я оглянулась. Элена Россини высунула голову из окна и прокричала с иностранным акцентом:
– Марк, простите, вы не купите мне вместо шоколадного ассорти плитку простого молочного?
Тут подтянулась машина нашей съемочной группы.
– Дерек! – проорал из окна оператор. – Купи нам по «Твиксу», слышишь?
– Так и где же ты вчера вечером была? – обратился ко мне Марк Дарси.
– А ты как думаешь? Тебя ждала, – произнесла я сквозь зубы.