Дневник чайного мастера

Позже я пыталась вспомнить, что сделала мама, пыталась найти в ее голосе или ее движениях подтверждение тому, что это был всего лишь вопрос, без подтекста. Потом я думала наоборот, искала доказательства тому, что она понимала больше и знала, что в тот момент отец в душе начал прощаться с жизнью. Пыталась и не находила никаких знаков, могущих убедить меня в том или другом. Между нами — пропасть, которую мне никогда не преодолеть, пропасть времени, изменений и неизбежных итогов, прошлое, которое останется навсегда таковым. И поскольку эту пропасть невозможно преодолеть, я должна идти по ее краю, должна позволить ей быть частью моей жизни, одной из темных трещин, существование которых невозможно отрицать и которые невозможно осветить.

Мама знала. Мама не знала.

А где же Санья? Она отстала на несколько шагов и не пошла в дом — надо бы ее проводить. Я оставила родителей смотреть, как солдаты переворачивают все вверх дном, и вышла на крыльцо.

Я увидела ее, стоявшую на дорожке в компании со светловолосым офицером, который часто сопровождал Таро и был, вероятно, его адъютантом. О чем они разговаривали, я не слышала, лица Саньи я тоже не видела, но держалась она напряженно. Офицер что-то сказал — Санья явно забеспокоилась, а заметив меня, вздрогнула.

— Мне пора, — сказала Санья то ли мне, то ли военному.

— Передавай своему отцу привет, — ответил тот и пошел к чайному домику.

— Это старый школьный приятель моего отца. Задавал всякие каверзные вопросы.

Когда я сейчас, после всего произошедшего думаю о ней, то этот эпизод встает у меня перед глазами четче всех остальных. Я тщетно пытаюсь воссоздать другие образы, но все равно вижу, как она стоит у ворот, ее черные волосы прилипли ко лбу и щекам — такая худая и угловатая под льняным балахоном. На ее лицо падает резкая тень от сетки, а нас окружает нежный шепот ветвей деревьев и потом медленно уносит ее прочь.

Я не поднимаю руки.

Я не говорю ни слова, чтобы задержать ее.

Я стою и смотрю на плавный танец теней деревьев на ее спине и на руках, стою молча, не двигаясь, и она уходит, не оглядываясь.

Наконец через два дня военные свернули все свое оборудование и уехали. Коротышка в очках зачитал нам официальное постановление: «Обнаруженную воду признать дождевой, скопившейся в заброшенном подземном коллекторе. В ходе обыска ни в доме, ни в саду не выявлено признаков иной системы подачи воды, кроме смонтированного на законных основаниях и имеющего все соответствующие разрешения на эксплуатацию водопровода».

В довершение всего они сломали замок книжного шкафа в гостиной и вытащили оттуда на улицу три дюжины хранившихся в нем дневников предыдущих поколений чайных мастеров. Отец было запротестовал, увидев такое кощунство:

— Вы ничего важного в них не найдете! Это личные дневники нашего рода. Зачем же ломать, если бы вы попросили, я мог бы вам дать ключ от замка.

Солдаты, выносившие дневники, не обратили на его слова ни малейшего внимания.

Они оставили после себя перерытый сад и искореженный чайный домик. Отец обратился к присутствовавшему тут же Таро:

— Неужели вы собираетесь оставить все в таком виде? Вы же понимаете, как сложно найти кого-то, кто мог бы здесь все отремонтировать.

В глазах Таро зияла черная пустота — неподвижная и мертвая.

— Мастер Кайтио, я как представитель официальной власти Нового Киана обязан изучить все возможные свидетельства о наличии на объекте пригодной к питью воды. И не моя вина, если они окажутся ложными.

Так они и ушли, не попросив извинения, не выплатив компенсации.

Мне казалось, что после ухода военных все образуется, но поразительная тишина, к которой мы даже успели привыкнуть, окружила нас неестественным спокойствием, словно неживая гладь воды.

Я ждала, когда шелохнется камень.

И когда пришло его время, оно случилось совершенно неожиданным образом.

После обыска прошло две недели, наконец из кухни опять послышались голоса родителей.

— Они все равно вернутся, — сказала мама, — они не отступятся.

— У них нет никакого повода, — ответил отец.

Мама помолчала.

— Все решено, — сказала она.

— Мы должны поговорить с дочерью, — ответил отец.

Я не успела вернуться к себе в комнату, поэтому сделала вид, что иду во двор. Отец вышел из кухни — я не глядя узнала его шаги — и встал за мной.

— Нориа! — позвал он тихо. Я остановилась и встретилась с ним взглядом. В сумраке прихожей его лицо было покрыто сетью тонких серых теней. — Мать хочет с тобой поговорить.

Мы пошли на кухню, где мама сидела перед пустой чашкой. Мне показалось, что тени последовали за нами: они обволокли большой фонарь под потолком и приглушили его свет, они легли на мамино лицо, они проникли повсюду.

— Садись, дочка.

Я послушалась, отец сел рядом с ней. Они опять стали одним целым, как тогда у ямы, словно две каменные колонны, словно сросшиеся стволы деревьев…

— Мы говорили о тебе. Нам хочется обеспечить тебе безопасную жизнь, но у нас разное мнение о том, какой она должна быть. — Она замолчала и вопросительно посмотрела на отца.