— Хуже. Все сразу. Каждый мужик больше всего на свете боится, что с ним стрясется именно такое, а на деле оно оказалось в сто раз хуже, чем я думал. — Майлс раскачивался из стороны в сторону.
Я поспешно повесила на дверь табличку «Закрыто» и погасила часть ламп, чтобы отвадить покупателей, буде таковые явятся. Время было обеденное, однако из-за пасмурной дождливой погоды казалось, будто уже вечер. Мы с Люси и Майлсом устроились на полу за прилавком, чтобы нас не было видно с улицы — ну ни дать ни взять заговорщики или школьники, сбежавшие с уроков! Нервное напряжение, исходившее от Майлса, передалось и нам. Люси заварила крепкий чай, в который мы щедро долили виски из заветной Майлсовой бутылки, заначенной в подсобке. Осушив чашку, Майлс приступил к исповеди. Через каждую фразу он усмехался, но как-то задерганно.
— Знаете, о чем я первым делом подумал, когда она мне это сказала? — спросил Майлс. — Вот, думаю, значит, не впустую расходовал заряд все эти годы. Большинство моих друзей, когда им было по двадцать, пострадали от абортов, а потом, когда им перевалило за тридцать, принялись отстегивать алименты, и я все это время радовался, что легко отделываюсь. Но нет, не пронесло!
— Ты не сказал, кто она, — напомнила Люси.
— Вы ее не знаете. Просто одна дамочка, — вздохнул Майлс.
— Да, конечно, как обычно. Так можно сказать о каждой из нас, — заметила я.
— И что она решила? — осторожно поинтересовалась Люси. — Будет делать… аборт?
— Поздновато. Уже родила.
— Ничего себе! — завопила я. — И отец — ты?!
Уж не знаю, что чувствовал в этот миг Майлс, но мне хотелось рвать и метать. Ощущение было такое, будто меня подсекли под коленки и одновременно двинули по голове. Этого. Не. Может. Быть. Я сплю, разбудите меня, кто-нибудь! Так нечестно! Майлс, гуляка Майлс, бабник Майлс — и тот обзавелся ребенком, хоть и шут знает от кого. Почему мне никогда ничего не достается? Почему меня всегда оттирают? Можно подумать, будто в очереди на раздаче жизненных благ, как только подходит мой черед, меня непременно кто-нибудь отпихивает, и потому мой черед никогда не наступит и я ничего не получу! Всем, всем что-нибудь да обломится, только не мне!
— Ой, мне плохо, — сообщила я. — Голова кругом идет. Ушам своим не верю.
— Дейзи, ты-то тут при чем! — шепотом одернула меня Люси.
— Нормально, типичная Дейзи, — усмехнулся Майлс. — Все-то ее касается. Ах, мне холодно, надень скорее свитер.
— Ты на ней женишься? — спросила Люси.
— Она уже давно замужем! — ответил Майлс.
Люси перекосило, будто ей на ногу наступили. Вот эта новость точно стала для нее неприятным потрясением — Майлс задел больное место. А на меня снизошло внезапное облегчение: значит, Майлс для меня еще не потерян!
— Так. Ты переспал с замужней женщиной и она от тебя забеременела? — сухо уточнила Люси. — Как ты мог не предохраняться, идиот? — она повысила голос.
— Она сказала, мол, у нее бесплодие, а я и поверь, — уныло признался Майлс. — Она пять лет замужем, а детей нет.
— А муж ее что думает?
— Уверен, что Клара — его дочь.
— Безобразие! — возмутилась Люси. — Ей что, мораль не писана, этой бабе?! Совесть у нее есть или нет?
— Так муж в результате вообще не узнает, что это он бесплоден? — поинтересовалась я.
— У него не бесплодие, а эти, как их, тормозные сперматозоиды, — ответил Майлс. — Между прочим.
— Эти сведения ни к чему. — Люси вскочила и забегала туда-сюда. — Сколько ей лет?
— Чуть за сорок.
— Да я про дочку.
— Полгода, — с усилием произнес Майлс.
— А почему она тебе раньше не сказала? Чего ждала?
— Понятия не имею, — пожал он плечами. — То-то и оно. — Майлс хлебнул виски прямо из горлышка. — Звонит с бухты-барахты и зовет в гости. Ну ладно, думаю, тряхнем стариной, приезжаю. Вспоминаем старое, начинаем целоваться, и вдруг из другой комнаты — детский плач. Ну, она приносит ребенка, говорит, так и так, твоя дочурка, только, мол, я из-за мужа никому не могла рассказать Правду.
— Кошмар, — убежденно заявила Люси. — И что ты в ней нашел, в этой… Ладно.
— Она всегда казалась мне такой одинокой, такой ранимой. Жалко ее было, — объяснил Майлс. — Я еще думал, с замужними спокойнее, потому что они за тебя не цепляются, им прочные отношения без интереса. — Он закрыл лицо руками и невнятно добавил: — Честное слово, иногда так устаешь жить один — хоть на стенку лезь.
Передо мной был новый, незнакомый Майлс, — не иначе, его пробудило к жизни потрясающее известие о том, что у него есть ребенок. Этот незнакомец смотрел на жизнь трезво и устало, ему уже не хватало сил заглушать душевную боль язвительными, а то и похабными замечаниями, — он не скрывал своей горечи. Майлс как будто мгновенно повзрослел — видимо, потому что внезапно, уже сорокалетним мужчиной, осознал: не в наших силах и власти управлять своей жизнью, скорее, она управляет нами. Я смотрела на него и не верила своим глазам. Ушам, впрочем, тоже.