Невеста усаживается в автомобиль вместе с отцом. Она не уверена, что выглядит очаровательно, потому что, увидев ее при полном параде, отец ограничился кратким «ух ты» и вытаращил глаза, как филин. Как переводилось это «ух ты» — «как здорово», или «какой ужас», или «ну, это слишком»? Отец сидит очень прямо и выглядит очень напряженным. Ясно, что от происходящего его с души воротит. Невеста запихивает свой шлейф в машину, дверца захлопывается, автомобиль плавно трогается с места. Невеста наклоняется вперед и обращается к шоферу.
Невеста.
Вы не могли бы открыть окно? Ужас как жарко.Отец.
Дейзи, ты это зря. Прическу растреплешь.Невеста
Отец.
Это все от нервов. Вообще-то сегодня утром и я был весь взведенный. Представляешь, еду я по шоссе М-4, и вдруг по радио сообщают, что на шоссе М-25 ужасное столкновение. Я смотрю на часы и думаю: «Нет, я вовсе не хочу застрять в этакой пробке и опоздать на дочкину свадьбу!» Я был так взвинчен, что съел целую коробочку леденцов от кашля зараз и поэтому тоже умирал от жажды. Тогда я как следует все обдумал, прикинул и решил свернуть на М-25 на развилке номер Джей-16, потом повернуть в другую сторону и пересечь М-40, чтобы объехать место столкновения. Это, конечно, получался солидный крюк, но, поскольку на месте катастрофы образовалась ужасная пробка, то к этому времени…Невеста
Отец
Может, потому что я никогда не была отцовской любимицей, ну, знаете, папиной дочкой, не купалась в его обожании, и вот поэтому, несмотря на то что теперь я была разочарованной разведенкой, мне особенно остро была нужна поддержка со стороны отца.
Мне всегда хотелось быть одной из типичных папенькиных дочек, избалованных любимиц, твердо уверенных в том, что они смогут добиться от мужчины всего, чего пожелают, потому что они всегда получали от папы все требуемое. Да, конечно, спору нет, такие женщины — манипуляторши, но зато они бесстрашно ведут себя с мужчинами, поскольку никогда не знали и тени сомнения и неуверенности в себе. Я выросла с сознанием того, что меня любят, однако это ощущение бесконечно далеко от неописуемого блаженства быть обожаемой папиной дочкой. В сущности, оно похоже на то, как если бы я принимала заверения в любви через третье лицо и без веских доказательств. В детстве, когда я заходила в папин кабинет, он не смотрел на меня так, будто вся его жизнь озарилась светом. Он просто отрывался от работы и кратко спрашивал: «Ну, что тебе?» Он вел себя так не потому, что не был добрым, просто, как мне казалось, у него никогда не хватало времени на то, чтобы понять меня. Отец не знал, как со мной быть, — и теперь я точно так же не знала, как с ним общаться.
И вот я ехала в метро на встречу с отцом, но, хотя внешне, возможно, и напоминала взрослую женщину (хм, с синяком), внутренне я рвалась на части и представляла собой рыдающего ребенка. Лишь неимоверным усилием воли я заставляла себя не кричать: «Хочу к папе! Потому что хочу, чтобы какой-нибудь мужчина сказал мне, что любит меня! Мне это нужно, мне не совладать с собой и со всем происходящим!»
Папа, как обычно, ждал меня за издавна облюбованным им столиком в тайском ресторанчике. Завидев меня, он кивнул на стойку с блюдами (даже издалека было видно, какая она засаленная).
— Давай, налетай. Вид у тебя отощавший, тебе явно не помешает как следует подкрепиться.