Дневник Дейзи Доули

И вот я стояла голышом посреди ванной (адски холодной), намазывая себя липким месивом — все тело, лицо и даже волосы. Чтобы не терять времени, я пустила в ванну воду и задумчиво смотрела на пятна ржавчины (ванна у мамы старая). В это время в ванную ворвались неугомонные Дональд и Дуги. Я не успела вытурить их вон, и оба пса начали увлеченно вылизывать мне ноги шершавыми язычками (к слову сказать, ноги у меня были возмутительно запущенные и волосатые). Я взвизгнула и спаслась от сластен, плюхнувшись в ванну. Дональд и Дуги сердито залаяли, требуя продолжения банкета, так что пришлось кинуть в негодяев губкой. Они обиженно посмотрели на меня и побежали ябедничать маме (таксы это умеют, не сомневайтесь).

Я поудобнее устроилась в теплой воде и приготовилась к просветлению. Теперь я осознала, что моя жизнь утратила равновесие, потому что я неправильно ее строила. Двадцать лет я тратила драгоценную энергию на идиотские отношения с придурками, недостойными целовать мне ноги, угрохала столько времени и сил зря, а заниматься нужно было совсем другим — строить гармоничные отношения с самой собой. Когда-то я твердила мантру: «Хочу стать лучше как женщина, чтобы привлекать мужчин получше». Вот уж поистине — на всю голову больная. Совершенно неправильный ход мысли, и какая зависимость от мужиков! В голове у меня крутились слова Джесси, услышанные, когда, став женой Джейми, я решила бросить работу. Джесси тогда сказала: «Ты будешь жалеть о своем поступке всю оставшуюся жизнь, потому что карьеристки дают себе только одно обещание: реализоваться. Мы знаем, что чем больше требуешь от мужика, тем более одинокой станешь». И она была права. В браке с Джейми меня душила такая тоска, что я охотно отказалась от творческой работы, чтобы все силы положить на гармонию в браке. В результате я ощутила еще большее одиночество, шаткость своего положения и еще более сильную потребность в любви. И, разумеется, с каждым днем раздражала мужа все больше.

Когда я была замужем, то была так поглощена собственными горестями, что едва замечала окружающий мир. Вы ведь, конечно, знаете, что после потрясающей книги, или фильма, или спектакля обычно чувствуешь себя или еще более одиноким, чем раньше, или, наоборот, уже не таким одиноким. Так вот, я чувствовала себе еще более одинокой. А теперь мне сильнее всего на свете хотелось чувствовать себя не такой одинокой.

В дверь ванной громко постучала мама.

— Быстро вылезай! — взволнованно крикнула она. — К тебе гость.

Гость? Здесь, в этой глуши? В будний день? Я торопливо вытерлась, влезла в потрепанную и линялую фланелевую пижаму с узором из сердечек и щеночков, сунула ноги в уродливые овчинные тапочки и вылетела из ванной так, что врезалась в маму.

— Нельзя встречать гостей в таком виде! — пожурила меня она. — Ты выглядишь просто безобразно, и что у тебя с волосами?

Я потрогала свои волосы, обнаружила в них комочки меда и засмеялась, потом вприпрыжку сбежала по лестнице на первый этаж, преследуемая мамой.

— Дейзи, постой! — взывала она. — Почему ты не хочешь одеться?

— Где гость? — спросила я вместо ответа.

— В гостиной, — ответила мама.

Наша гостиная была самой приличной комнатой во всем доме — по крайней мере, в ней не было таких наслоений собачьей шерсти, как в остальных помещениях, — поэтому туда приглашали только важных взрослых гостей. Ура, наверно, папа приехал! Надо же, не побоялся столкнуться с маминым ледяным приемом, и все ради того, чтобы повидать дочку. Душа моя запела от радости.

Я распахнула дверь гостиной, распростерла объятия и… замерла на пороге, не веря своим глазам. Ой.

Гостем оказался вовсе не папа. А Трой. Собственной персоной.

Я в оцепенении уставилась на Троя. Мама пронеслась мимо меня и быстро поставила перед ним блюдо с паштетом и крекерами. Он ответил многократно отрепетированной улыбкой, рассчитанной на то, чтобы обаять любую мамашу. На запах паштета немедленно прискакали Дональд и Дуги. Судя по тому, как Трой с вымученной вежливостью и преувеличенными похвалами потрепал такс, стараясь понравиться их хозяйке, собак он боялся, хотя они всего-навсего нюхали его ботинки — знакомились. То, что он нервничал, преисполнило меня сладостным злорадством. Ага, в мире все-таки есть справедливость!

Когда мама вышла за какой-то мелочью, Трой повернулся ко мне и сказал:

— Дейзи! Я не прошу у тебя прощения. Я понимаю, что совершил ужасную ошибку.

Я подняла одну бровь и улыбнулась самой саркастической улыбкой, на какую только была способна, желая сказать: «Вот именно, ублюдок».

К моему восторгу, Дуги оседлал ногу Троя с известными целями и уже пристроился об нее потереться. Сначала Трой растерянно фыркнул, но тут же стряхнул песика, причем, как я заметил, слишком резко.

— Когда после нашей мимолетной связи ты заявила, что беременна, я испугался. Запаниковал, — признался Трой.

— Не ты один, дружище, — процедила я.

— Неужели ты не понимаешь? Это все меняет.

Медленно, величественно, как трагическая актриса, я покачала головой.

— Нет, Трой, аборт есть аборт. Обратного хода нет, ничего не изменишь.

Трой подался вперед.