Хорошая у нас была семья, и жили мы хорошо. До войны! У нас был просторный дом. В праздники и в выходные выезжали обязательно в лес с какой-нибудь вкуснятиной. Мама с папой много работали и вообще были активными, разносторонними людьми. Так что занятость свою они компенсировали очень просто – у нас с братом была няня Полина, которая любила нас, как родных. Когда началась война, мне было 12 лет, а брату Гене 16. Няня нам объявила, что уходит от нас: «Дети выросли, не хочу вас объедать». В общем, хорошая жизнь разом кончилась, папу и маму мобилизовали. Папа Николай Черепанов был классным механиком, сам занимался ремонтом машин, хотя работал директором единственного в Иркутске гаража (теперь бы сказали – автопарк грузового транспорта). Он был «белобилетником» из-за проблемы с рукой, но его призвали, а на фронт не отправили. Поступил он в личное распоряжение командующего Сибирским военным округом. Всегда в разъездах, жил в казарме, домой отпускали очень и очень редко. За всю войну раз пять заскакивал, привозил ведро картошки, больше ничего. Он не очень-то любил вспоминать, но иногда рассказывал, что приходилось в одиночку делать грузовые перевозки через Байкал по льду, и попадал в трещины, и тонул, но спасала смекалка; за потерю грузовика, если остался жив, могли к стенке поставить. Война!
За отцом ушел добровольцем на фронт Гена. Его взяли в разведшколу, он выглядел как пацан, но был ловкий и сильный. Ушел и как в воду канул – ни одной весточки!
Осталась я с мамой. До войны она работала инспектором отдела кадров в облисполкоме, пока не арестовали их главного – очень хорошего и порядочного человека. Когда его расстреляли, папа заставил маму срочно уволиться, и как раз перед войной мама окончила курсы медсестер. Характер у нее был живой, она прыгала с парашютом, тогда популярен был Осоавиахим. В общем, с мамой нам было не скучно. Как-то, помню, она привела женщину с ребенком на руках, которая стояла на улице и плакала, потому что потеряла пропуск к мужу-офицеру на Дальний Восток. И билет ей новый не дают, и в поезд не сажают. Долго она жила у нас, пока оформлялись новые документы. Мы жили одной семьей. И вообще наш дом был гостеприимным. В благодарность родители этой женщины к себе в Туапсе пригласили. И мы с Геной успели съездить. Их дом и сад были в нашем распоряжении. Уж мы наелись фруктов! Яблоки и груши рвали прямо с дерева, спали под открытым небом. Помню, такие звезды большие – не как у нас в Сибири. Замечательные были каникулы! Прощались до следующего лета, но началась война…
Скажу сразу, что спустя 10 лет я их искала и от соседей узнала, что семьи больше нет. Отца немцы расстреляли как партизана, дом сожгли, а мать умерла, так и не дождавшись дочери.
Но вернусь к началу войны. Мама стала работать в госпитале, который открыли в женской школе № 13 на улице Тимирязева. Иногда я ходила к ней после уроков и помогала раненым. Я ведь была уже грамотным человеком и могла писать им письма под диктовку, читала газеты и просто разговаривала. Раны видела ужасные, много ампутаций – и без рук, и без ног, а кто ослеп… Я помню, сразу много калек появилось! Их выписывали из госпиталя, и они заполоняли город. Зрелище было трагичное – ставшие сразу ненужными, они спивались, нищенствовали. Мне кажется, все их понимали, не упрекали. Потом, как мы знаем, этих несчастных убрали из городов и тихо вывезли на север, чтобы глаза не мозолили. Жестокое время!
В начале 42-го маму перевели на работу в военный поезд. Она ездила на запад за ранеными и доставляла их в свой госпиталь. Ее не было дома иногда месяцами. Приезжала на 2–3 дня и снова уезжала. А я жила одна…
Потом маме поручили еще более сложное задание – тяжелых раненых надо было развозить по домам. Но надо знать, примут ли они тяжелого инвалида. И она сначала сама выясняла бытовые условия. Иногда жены говорили, что даже детей нечем кормить. И тогда надо было солдата-инвалида устраивать для дальнейшей жизни. Хорошо принимали своих калек в Средней Азии. Там было посытнее, лишний рот могли прокормить. Мама рассказывала: семьи у них большие, многодетные, свое хозяйство – сад, овцы, козы, и такого голода, как у нас, не было.
Александр Ефимович Фрадкин , Борис Алексеевич Борисов , Евгения Ричардовна Шаттенштейн , Ираида Васильевна Старикова , Софья Ильинична Солитерман (Иофф) , Татьяна Максимовна Бирштейн
Биографии и Мемуары / Военная история / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное