Дневник детской памяти. Это и моя война

У нас в комнате возле дверей стояла палка. И когда мама нас, девчонок, провожала в туалет, она сначала палкой там стучала, отпугивала крыс. А у каждой семьи в комнате жила кошка. И все равно, помню, одного ребенка тоже не уберегли. Ходила санитарная служба, кричала «мыши, крысы?». Конечно, травили, но от их агрессии все тогда страдали, старые москвичи помнят…

* * *

Вспоминаю, как на коммунальной кухне устраивались банные дни. Сначала мамы моют девочек, потом мальчиков. Хотя и в Пресненские бани мы тоже ходили. А бывало, и к папе бегали в душ на завод попозже вечерком. И еще помню, как к нам приходила врач Духнина из детской поликлиники. Матери говорили: «Сегодня Духнина будет, кто с детьми останется?» А нас после эвакуации всех детей на коридор собралось 57 душ! Но ничего, как-то жили-выживали! И вот Духнина, светлая ей память, приходила на кухню, надевала белый халат и нас осматривала. Мы до трусиков раздевались. Сначала собирались одни девочки, потом мальчики. И каждому что-то она выписывала, буквально каждому! Кому капли глазные, кому полоскания, кому рыбий жир…

* * *

Я не забуду никогда послевоенный голод 47-го года, о котором почти не говорят. Тогда у нас как раз Валя родилась. Папа ждал сына и придумал имя Валентин, но родилась четвертая девочка. Она была очень-очень маленькая и похожа на сморщенную старушку. Помню, маме как кормящей достали квашеную капусту, и потом мы называли Валю «капустницей». Один раз нашей Лоре на улице сказали: «Такая большая, а в куклы играешь». Ей было 12 лет, мне – 9. А когда услышали, что мы сестренку нянчим, – не поверили, даже одеяльце откинули – «правда, ребенок»… Очень было голодно, и перебои в Москве с хлебом и продуктами. Даже дрожжевой коктейль исчез, который детям давали для поддержания, благодаря которому, я считаю, мы в войну выжили. И тогда папа принес для детей с завода рыбий жир, который шел для того, чтобы пропитывать опоку формовую. Мне кажется, наша Валечка без него бы точно не выжила. Кстати, когда я в 46-м пошла в первый класс, я не могла нести портфель. Очень я была маленькой – не с чего было расти! А мне было уже 8 – тогда в школу принимали с восьми лет, но портфель я тащила по земле. Тогда мама сшила мне легкую сумку из какой-то военной ткани. Долго я с ней ходила в школу. Мама у нас вообще молодец! Что бы мы делали, если б не ее сапожки из ватина, похожие на бурки, которые она шила на бабушкиной машинке «зингер». Мы под ее стрекот и засыпали. Обуви не было у людей, все за войну обносились, поэтому «бурки» мамины пользовались спросом.

Тогда вдоль всего Грузинского Вала до самого метро была барахолка, стояли в ряд люди, приходили сюда продать, что у них было, а мы просто ходили и смотрели, как в музее. Больше стояли женщины. Кто-то платье держал красивое, а кто-то половинку хлеба или четверть буханки, бывало – и кусочек…

Послевоенный голод понятен, не хватало рабочих рук ни посадить урожай, ни убрать его! Некому было! А крестьяне все сдавали государству и голодали сами. Володя, мой муж – крестьянский ребенок, страшно наголодался…

* * *

А мама наша уцелела совершенно случайно! Ее звали Мария Скаковская. Она родом из Белоруссии, из большой многодетной семьи, которая жила на хуторе в 12 километрах от городка Славное под Оршей. Ее 16-летней девочкой перед войной родители отправили в Голицино под Москву к старшей дочери помочь с детишками. Кстати, вместе с той самой машинкой «зингер», нашей кормилицей. Война забрала у мамы пять братьев. У старшего, Казимира, осталось четверо сирот. А самый младший, Петя, погиб в День Победы 9 мая 45-го во время разминирования. А сестру Тоню 18 лет угнали в Германию, и след ее потерялся. Большой семьи Скаковских не стало!

Детский сад в эвакуации. Слева – Лора, справа – Римма

Илья Белеванцев, военный летчик 1-го класса, капитан

Войну я встретил в Чумайском детском доме Кемеровской области. Мне было 12 лет. В 5 лет я стал крестьянским сиротой, как и мои братья и сестры. Всего мама родила 14 детей, понятно, что не все выжили. Я был тринадцатым, близнецом. В 33-м году наши родители умерли во время страшного голода, печально известного. Это другая трагическая страница нашей истории. Такая судьба выпала на долю нашего детства – позади голод, впереди война! В моем детском доме к началу войны было 120 таких сирот, детей голода, собранных отовсюду…

Все мальчишки рвались на фронт. Бежали мелкими группами, но их ловили и возвращали. До станции Мариинск надо было пройти 3 села, и всего 60 километров. Прорвались на фронт трое или четверо из нас. Воевали и два моих старших брата Сергей и Павел.