Дневник для Стеллы

Предпочитай науке мнимой
Искусство быть всегда любимой;
Пребудешь ты всегда в чести,
Постигнув, как себя блюсти.
Хороший тон хорош весьма,
Но не для сердца и ума;
Лишь добродетель дорога,
Хоть, полновластная, строга.
Тебе измена не страшна,
Пока ни в чем ты не грешна;
И добродетельных влечет
Лишь добродетель в свой черед.
Измена там, где скрытый грех
Имеет в ком-нибудь успех,
И лучше на себя пенять,
Чтобы других не обвинять.
Ванесса, впрочем, всех умней.
Такое не случится с ней.
Ванессу кто бы бросить мог?
Распутник или дурачок?
Тому, кто думать не горазд,
Ванесса сердце не отдаст.[1195]

Эти строки, на мой взгляд, очень уж глубокомысленны и, следовательно, могут подойти к вашему настроению, потому что, боюсь, вы опять сейчас хандрите, хотя это не на пользу ни вам, ни той, за кем вы ухаживаете; вам надобно читать ей что-нибудь занимательное и забавное. Вот вам эпиграмма, которая однако же не имеет к вам никакого касательства:

Доринде дорог внешний лоск.
Других пристрастий нет,
Как будто зашнурован мозг
И на сердце корсет.

Если такие вещицы вам не по вкусу, что мне остается тогда сказать? Что сочинить что-нибудь получше в этом городе невозможно. Можете считать, что на все вопросы, которые вы имеете обыкновение задавать мне, вы уже получили ответы, как это обычно бывало после получаса пререканий. Entendez-vous cela? [Слышите? (франц.).] У вас в округе должно быть немало священников, и, тем не менее, среди них нет ни одного, который бы вам нравился, а все потому, что вы еще не достигли того возраста, когда любят священников[1196]. Недостаточные размеры этого письма будут, я полагаю, возмещены неразборчивым почерком, поскольку вам, я уверен, едва ли удастся его прочесть. Молькин я напишу более разборчиво, ведь она мало привычна к моему почерку. Бьюсь об заклад, что смысл некоторых строк этого письма вы не поймете, хотя и сумеете их прочесть, а посему пейте свой кофей и помните, что вы отчаянная пустельга и что леди, называющая вас ублюдком, с готовностью ответит на все ваши вопросы.. Мне удалось закончить это письмо лишь в воскресенье вечером.

Мисс Эстер Ваномри — Свифту

Селлбридж, 1720 [27 или 28 июля]

Я ожидала получить от вас что-нибудь в течение недели, как вы мне обещали, однако эта неделя состояла из четырнадцати дней, которые по прошествии первых семи тянулись для меня невыносимо долго, долго. Признаюсь, были минуты, когда я уже не надеялась больше получить от вас письмо по двум причинам: во-первых, я решила, что вы уже совсем меня забыли, и еще потому, что была так больна, что уже не чаяла остаться в живых (хотя случись такое на самом деле, это принесло бы облегчение и вам и мне). Но с последней пятницы, когда я получила, наконец, ваше письмо, я чувствую себя довольно сносно… За две недели, прошедшие с тех пор, как я вас видела, я старалась, насколько это в моих силах, следовать вашему примеру, из боязни раздражить вас своей назойливостью, но вскоре убедилась, что не могу дольше противиться желанию написать вам. Когда я открыла ваше письмо, то решила сперва, что вы прислали мне сразу два, ведь вы как-то обмолвились, что такое весьма возможно, но вместо этого обнаружила, что второе письмо адресовано другой и притом любовное. Судите сами, могла ли я это снести? Верьте слову, когда я увижусь с вами, у меня будет очень много что сказать вам по поводу этого письма. Что же касается всех моих вопросов, которые я задавала вам уже тысячу раз, то я так и не нашла на них ответа, хоть сколько-нибудь для меня удовлетворительного.

Свифт — мисс Эстер Ваномри

[4 августа 1720]