Дневник для Стеллы

[Вас ввели в заблуждение, сказав, будто бы я уехал на три месяца[1187]: докучные дела вынудили меня задержаться, и я только теперь смогу уехать, чтобы повидать кое-кого из моих друзей[1188], живущих далеко от этих мест, причем я это делаю исключительно для восстановления моего здоровья. Поверьте, если только на свете есть что-либо, чему можно верить, мои мысли во всем соответствуют тому, чего вы могли бы желать от меня, и я готов повиноваться любым вашим прихотям, как повелениям, коих невозможно ослушаться. Это письмо я намерен сдать в почтовую контору городка, через который буду проезжать. В ближайшее время я намерен посетить одного помещика, однако я не знаю еще ни как называется его усадьба, ни точного ее местоположения. Заклинаю вас, берегите свое здоровье. Надеюсь, что часть нынешнего лета вы проведете в своем домике в деревне[1189] и по мере возможности будете ездить верхом. Я возвращу вам ваши стихи[1190] лишь после того, как на досуге смогу над ними поразмыслить и меня посетит муза. Поклон от меня вашей злюке-подружке[1191], любящей сказки и латынь. Надеюсь, ваша тяжба все же движется к благополучному завершению. Я восхищен вашими познаниями во французском языке. Вас надобно долго знать чтобы вполне оценить все ваши совершенства; постоянно вас видя и слушая, тем не менее обнаруживаешь всякий раз какие-то новые, дотоле скрытые. Как после этого мне не стыдиться, когда в сравнении с вами я владею лишь просторечным, да еще разве что гасконским. Орфография, слог, изящество, нежность и остроумие — решительно все безупречно. И каким же я должен быть глупцом, берясь отвечать вам на том же языке, вам, неспособной ни на какую глупость, если не считать почтения, которое вам угодно питать ко мне; ведь с моей стороны нет решительно никакой заслуги, ни даже просто свидетельства хорошего вкуса, что я обнаруживаю в вас все, чем природа способна наделить смертного: я имею в виду честь, добродетель, здравый смысл, ум, нежность, привлекательность и душевную стойкость. Но поскольку вы; имеете обыкновение таиться от всех, свет не ведает о вашем существовании, и вы упускаете поэтому возможность снискать похвалу миллионов людей. С тех пор, как я имею честь быть с вами знакомым, я ни разу не заметил, чтобы во время разговора, будь то наедине или в обществе, с ваших уст слетело хотя единое слово, которое было бы возможно заменить более удачным. Клянусь вам, что при самом придирчивом моем отношении, я ни разу не мог обнаружить ни единого промаха ни в ваших поступках, ни в ваших словах. Кокетство, жеманство, преувеличенная стыдливость — суть недостатки, которые никогда не были вам свойственны. Верите ли вы, чтобы возможно было при всем этом не ставить вас выше всего остального рода человеческого? Какими дурами в юбках кажутся в сравнении с вами даже самые лучшие из тех, коих я зрю рассеянными по всему свету, наблюдая и слушая которых я сто раз на дню твержу себе: ни в речах, ни во взорах, ни в мыслях — ни в чем не уподобляться сим несчастным. Неужели это существа того же пола, что и вы, создания того же вида? Но не жестоко ли презирать такое множество людей, которые казались бы вполне сносны, если не иметь при этом в помышлении вас. Однако пора, наконец, дать вам отдых и попрощаться с вами. Остаюсь и всегда пребуду со всем возможным к вам уважением, искренностью и почтением…]

Мисс Эстер Ваномри — Свифту

[? 1719—1720]