Дневник для Стеллы

27. Я уже четвертый день подряд обедаю с лордом-казн[ачеем], и он хотел было пригласить меня и на завтра, однако на сей раз я наотрез отказался. А нынче вечером я присутствовал вместе с ним на крестинах дочери лорда Даплина, но только он ушел в 10, а меня и еще кое-кого они не отпускали до начала первого, так что, как говорится, можете не сомневаться, что уже довольно поздно. Мы укрепились в подозрении, что дом герцога д'Омона был подожжен умышленно. Правда, нынче я зашел проведать лорда-хранителя печати — из-за простуды он совсем потерял голос — и застал у него доктора Рэдклифа, так тот сказал мне, что пожар будто бы учинил кондитер посла, который варил сахар и вышел из кухни, оставив его на огне. Многие, однако, придерживаются на этот счет иного мнения, так что я, право, не знаю, что об этом и думать. [Копойной ноци, мои лодные длагоценнейшие МД, рюбите БДГП].

28. Беседуя со мной нынче при дворе, испанский посол высказался в том смысле, что он не склонен подозревать злой умысел в этой истории с пожаром в доме д'Омона. Однако аббат Готье, исполняющий здесь обязанности секретаря французов, придерживается на сей счет другого мнения. По его словам, в тот день д'Омон получил письмо, в котором его предупреждали, что его дом будет подожжен, и, кроме того, сообщают еще кое-какие подробности; пересказывать их здесь было бы слишком утомительно. Так, например, чинивший крышу кровельщик заметил в комнате, как раз когда огонь стал вырываться наружу, плошку с греческим огнем. Обедал я у леди Оркни. Ни лорд Эберкорн, ни Селкерк не желают теперь со мной разговаривать, поскольку я не сумел угодить ни одной из сторон. [Копойной ноци, дорогие МД].

29. Сегодня собиралось наше Общество; присутствовало 11 человек, и происходило это в таверне. Мы решили теперь собираться только раз в две недели, и еще каждую вторую неделю будет заседать комитет из 6 или 7 человек; им надлежит решать, какие добрые дела нам следует осуществить. Я предложил, чтобы 3 главных члена нашего Общества еще раз обратились к лорду-казн[ачею] с просьбой пожаловать одному лицу 100 гиней и чтобы они не пожалели усилий для этого. Мы собрали также среди самих членов Общества 60 гиней, но прежде я настоял на избрании тех, кто определит размеры взносов, и сам вошел в их число, после чего мы назначили каждому сумму соответственно его доходам. Герц[огу] Орм[онду] пришлось внести, таким образом, 10 гиней, а мне только треть гинеи. Что ж, на таких условиях можно облагать нас податью сколь угодно часто. Так-с, однако же я должен ответить [на ваше сипмо, уные аамы]. Нет-нет, только не сейчас, потому что уже поздно и я не могу его пойти[985]. [Копойной ноци, длагоценнейшие МД].

30. Последние 2—3 дня я пробовал пить воды Спа[986], но, как видно, они мне не годятся, потому что у меня начались из-за них сильные головокружения. Право же, я чувствую себя хуже и больше на стану их пить. Нынче после богослужения мы ходили с ректором[987] поглядеть библиотеку, которая объявлена к распродаже, а в 5 я пообедал у леди Оркни. Мы все же думаем, что дом д'Омона был подожжен умышленно. В Лондон, как я слыхал, приехал малыш Гаррисон, тот самый, которого я отправил в Утрехт. Он теперь секретарь при тамошнем посольстве королевы и привез сюда «Договор о барьере» с теми поправками, которые мы в него внесли и с которыми теперь согласились голландцы, что собственно и было самым большим препятствием, задерживавшим подписание мира. Надеюсь, самое большее через месяц он уже привезет мирный договор, потому что мы постараемся сейчас как можно скорее отправить его обратно. Мне не терпится повидать мальчугана, ведь он, можно сказать, мое детище. Его жалованье составляет тысячу фунтов в год, а между тем за все это время он не получил и нескольких пенсов, хотя я им уже душу вытянул своими постоянными напоминаниями. Бедный мальчуган должно быть задолжал по меньшей мере 300 или 400 фунтов. А теперь позвольте мне [отплавиться на боковую, судалыни. Копойной ноци, длаг[оценные] марыски МД].