Дневник для Стеллы

Прошло уже долгих три недели с тех пор, как вы написали мне. О! Сколь счастлив Дублин[1149], которому дано занимать все ваши мысли, и сколь счастлива миссис Эмерсон[1150], которой дано было получить известия о вас лишь только вы сошли на берег. Если бы не она, мне пришлось бы тревожиться еще больше, нежели теперь. Видно и в самом деле прежде, чем вы покинете Ирландию, я дам вам немало поводов желать, чтобы вы совсем не получали от меня писем или даже чтобы я не умела писать; но пусть лучше это, нежели чтобы вы совсем забыли меня. Признайтесь, вспомнили ли вы обо мне хоть однажды с тех пор, как написали моей матушке из Честера? Не говоря уже о том, что письмо чрезвычайно меня обидело. Мы с матушкой посчитали, сколько раз вы упомянули в нем Молль и сколько раз Хэсси: число, правда, вышло одинаковое, но ведь обращаетесь вы в нем к Молль, а обо мне только замечаете, что «теперь, конечно, Хэсси ворчит». Как вы можете быть таким нехорошим, чтобы заставлять меня сердиться или ворчать, ведь вы так далеко отсюда, что мне все равно невозможно чего-нибудь добиться этим. К тому же ведь вы сами предложили адресовать письма мне; однако ни слова больше об этом, я постараюсь сдержать себя до нашей встречи. Прошу вас, ответьте хотя бы, получили ли вы письмо, которое я послала вам в Честер? Я слышала, что переезд морем занял у вас очень мало времени. Надеюсь, плавание было приятным и у вас нет причин жаловаться на здоровье. События последней недели наделали у нас немало шума. Как жаль, что вас не было здесь в прошлый четверг: я убеждена, что вам удалось бы предотвратить неудачу с биллями[1151].

Не удивило ли вас до чрезвычайности поведение сэра Томаса Ханмера и лорда Энглси? Боже мой! Сколь бесконечно мы отличаемся от древних, жертвовавших некогда всем ради общего блага! А ныне наши величайшие мужи в любую минуту предадут свою родину, если только задето их тщеславие, и притом из-за какой-нибудь безделицы. Невозможно описать ликование, охватившее вигов[1152], и, боюсь, что выборы еще более укрепят их[1153]. Лорд-казначей заслуживает крайнего порицания, ведь все друзья советовали ему добиться согласия отложить рассмотрение этих биллей до следующей сессии, однако он не прислушался к советам, понадеявшись добиться все же успеха, как и с налогом на солод[1154]. Я знаю, вы скажете: «С какой стати дерзкая девчонка докучает мне всеми этими глупостями? Будь я в Лондоне, я охотно выслушал бы и это, и все прочее, что мне могли бы рассказать, но преследовать меня подобным вздором здесь непростительно. — Воля ваша, я не стану больше читать. — Уилл![1155] Сходи-ка на почту, узнай, нет ли там для меня еще каких-нибудь писем. Неужели этот пакет предназначен только для того, чтобы выводить меня из терпения?» Могу вас уведомить, что никаких писем от леди Оркни по почте вы не получите[1156], а только какими-нибудь другими путями. Я неукоснительно соблюдала ваши повеления касательно чтения и прогулок. Последнее может засвидетельствовать мистер Форд, так как несколько вечеров он ковылял вместе с нами. Я сумею немало порассказать вам о нем при встрече. Мистер Льюис дал мне «Les dialogues des mortes» [«Разговоры мертвых»[1157](франц.).], и я настолько ими очарована, что решила расстаться со своим бренным телом, и пусть будет, что будет, разве только вы пожелаете беседовать со мной, ведь разговор с кем бы то ни было на свете несравним с беседой с вами. Так что, стоит вам захотеть — и я останусь, только говорите со мной, — и я буду счастлива остаться в этом мире.

Мисс Эстер Ваномри — Свифту

Лондон, 27 (?) июня 1713

Не могу выразить, в какой тревоге я пребываю с тех пор, как услышала от мистера Льюиса, что вы страдаете приступами головокружения. Кто вас лечит? Бога ради, не соглашайтесь принимать всякую дрянь.